Стать мытарем — означало стать предателем. Собирать налоги со своих соотечественников в пользу Рима и не забывать о себе. Верный путь к обеспеченной старости, если, конечно, повезет до нее дожить. Человека, выбравшего работу мытаря, не стал бы лечить ни один врач, перед ним были закрыты двери любой из синагог, никто из евреев не протянул бы ему руки помощи и даже не дал бы в долг. Хоть от моего ножа не умер ни один мытарь, но клинки сикариев перерезали не одну сотню глоток вот таких вот римских прихвостней — евреев, которые забыли долг перед собственным народом.
Бывший мокэс. Мда… А херэм[47] бывает бывшим?
Я кивнул ему холодно, и он кивнул мне в ответ. Без особого радушия, но и без открытой неприязни, которой веяло от остальных. Редкое качество для изгоя: обычно люди, испытавшие на себе ненависть толпы, безжалостны к окружающим. Интересный ты человек, Левий… — подумал я.
Знать бы мне тогда, что из всех тех, кого Ешу называл своими учениками, он один проявит достаточно мужества… Но я не знал. Не мог знать.
— Живем мы в доме Ионы, отца Кифы и Андрея, — продолжил Га-Ноцри. — С нами вместе живут еще сыновья Зевдея — Иаков и Иоанн, ты познакомишься с ними позже, сейчас они в отлучке. Но и это еще не все! Есть Филипп из Юлиады, Нафанаил из Каны, Фаддей, Матфей Книжник да земляк Нафанаила — Шимон Зелот…
Когда он произнес последнее имя, я невольно вздрогнул лицом.
Едва заметно вздрогнул, но достаточно, чтобы Га-Ноцри это заметил. А, может быть, и еще кто-нибудь, кроме Га-Ноцри.
— Их двенадцать и больше быть не может, — Иешуа развел руками, словно извинялся передо мной. Он снова склонил голову к плечу, внимательно меня рассматривая. Словно проверял, знаю ли я. — Двенадцать учеников — по числу колен Израилевых.
Он ждал потверждения своей догадки. Будь мы наедине, я бы кивнул, но помимо проницательных глаз Га-Ноцри на меня смотрели и другие глаза.
Поэтому я ничего не ответил.
Над Галилейским озером кружили чайки, то и дело падая на воду, чтобы ухватить мелкую рыбешку, кормящуюся у поверхности. Крики их были пронзительны, но не тревожны, как во время приближения непогоды. Солнце начинало скатываться к западу, короткие тени удлинялись. Воздух над холмами, окружавшими огромную водную чашу, дрожал, и в этом дрожании я с трудом разобрал, как пылит повозка, спускающаяся вниз по извилистой дороге, ведущей к Капернауму.
— Ты не сможешь быть учеником, Иегуда, — продолжил Иешуа, прищурившись, и вдруг положил мне на плечо свою почти невесомую руку. — Но ведь ты пришел только слушать, а не учить или учиться? Ты — тринадцатый, поэтому просто пойдем в дом — во дворе, пока женщины готовят нам рыбу, можно будет дождаться вечерней прохлады и о многом поговорить. Я приглашаю тебя пойти со мной. Ты принимаешь приглашение?
— О да, — сказал я, не скрывая радости.
Снова улыбка. Искренняя, не настороженная. Так улыбаются дети, которые не устали от жизни.
— Это хорошо, — произнес он, и вдруг спросил, заглядывая мне в глаза: — А почему ты не задаешь вопрос, с которым пришел?
Я опешил, потому, что в именно этот момент главный вопрос крутился у меня на языке. Я пытался проглотить его, схватить зубами, но он уворачивался и рвался наружу.
— Спроси, — снова предложил Иешуа. — Не бойся! Для того, чтобы услышать, надо прежде спросить. Так спроси — и слушай… Я отвечу.
Загалдевшие было ученики замолчали. Стало тихо.
Крики чаек, блеяние коз, пасущихся у самого берега, за городом — не в счет…
Я слышал даже гул шмеля, кружившего над лежащими на урезе воды рыбьими внутренностями.
ebooksa