Сексуальные маньяки. Психологические портреты и мотивы

22
18
20
22
24
26
28
30

Сотрудник: А сколько вам тогда было?

Преступник: Семь.

В другом случае убийца рассказывал:

Когда мои родители были вместе, я мог обращаться к любому из них. А потом между ними почему-то возникли проблемы. В итоге папа по большей части отсутствовал дома… Тут-то и начались мои проблемы, потому что, хоть они вместе уже не жили, я все равно очень любил папу, а маме это совсем не нравилось.

Принимая во внимание уход отца из семьи, нет ничего удивительного в том, что доминирующим родителем для преступника в детском и подростковом возрасте была мать (в 21 случае). Некоторые из опрошенных рассуждали о значении этого факта для их жизни, как в следующем примере.

Распад семьи стал для меня чем-то непостижимым. Я всегда считал, что семья — это навсегда. Думаю, это сыграло роль в моем падении… В моем воспитании не хватало мужской руки. Ни отец, ни отчим никогда не говорили мне, что хорошо, а что плохо. Оставляли это целиком на усмотрение матери. Мы плавали на лодках, катались на великах и все такое, но что касается серьезных вопросов отношений родителей с детьми, то с мужской стороны никто никогда не проявлял активности… Брату было восемнадцать, и он переехал к нашему родному отцу. Мне было десять, и я остался с матерью.

Лишь девять убийц назвали доминирующим родителем отца, и еще двое сказали, что их в равной степени воспитывали оба родителя. Тот факт, что двадцать две семьи (63 %) сохранились, тогда как лишь тринадцать (37 %) распались, свидетельствует о том, что ощущение неучастия отца в жизни сына объясняется не только физическим отсутствием первого. Скорее именно неумение отца создавать у сына позитивное впечатление о себе или выражать заботу по отношению к нему создает предпосылки к ощущению мальчиком, а впоследствии и мужчиной бессмысленности своего существования. Эти мальчики испытывали глубокую психологическую и социальную отчужденность. С учетом наложения на это уже сложившихся внутренних противоречий в отношениях с матерью признаки негативных отношений с другими людьми или неприятия потенциально позитивных были вполне ожидаемы еще в раннем возрасте.

Оценка убийцами эмоциональной составляющей семейных отношений указывает на низкий уровень взаимной привязанности членов семьи. Вероятно, наиболее интересным здесь является то, что большинство преступников говорили о недостаточной эмоциональной связи с отцом и о крайне противоречивой эмоциональной связи с матерью. Шестнадцать из опрошенных мужчин сообщили о равнодушии или неотзывчивости матерей, а двадцать шесть — об аналогичном отношении со стороны отцов. Примечательно следующее наблюдение из досье одного убийцы:

По словам матери подсудимого, после развода родной отец не пропал из виду и питал крайнюю ненависть к двум своим маленьким сыновьям. Однажды этот человек ударил подсудимого, которому на тот момент было меньше года, стеклянной бутылкой. В другой раз, когда ему было около четырех лет, отец чуть не задушил его. Был еще один случай, когда отец стрелял по своему сыну-дошкольнику, играющему на участке перед домом. Мать сказала, что из-за опасности, которую представлял собой ее бывший супруг, они с новым мужем были вынуждены часто менять место жительства.

Что касается братьев и сестер, то у двадцати преступников не было старших братьев, а у семнадцати — старших сестер. Таким образом, в годы становления личности у этих мужчин не было примера для подражания в лице брата или сестры, которые могли бы восполнить упущения родителей. Скорее в этой неблагоприятной социальной среде им даже приходилось соперничать с младшими детьми. Как сказал один из опрошенных: «В детстве я завидовал своей [младшей] сестре. После восьмого класса мне подарили спальный мешок, а она получила рояль». А в семьях с детьми от предыдущих браков мог также изменяться порядок старшинства братьев и сестер.

Этот дефицит привязанности переносился и на отношения со сверстниками. Убийцы часто характеризуют себя как людей замкнутых и одиноких. Они не пользуются популярностью в школе, как правило, люди их не запоминают. Адвокат одного из исследованных нами убийц с удивлением обнаружил, что учился со своим подзащитным в одном классе, но совершенно ничего не помнил о нем.

События, способствовавшие формированию личности

В последнее время все более пристальное внимание уделяется специфическим психологическим моделям реагирования детей на травмирующий опыт, как прямой, так и косвенный. Прямой травмирующий опыт подразумевает, что ребенок был подвергнут физическому или сексуальному насилию. Косвенный травмирующий опыт подразумевает присутствие при шокирующих сценах межличностного взаимодействия или их наблюдение. Пайнус и Эт (1985) выделяют такие характерные реакции детей на сцены изнасилования, самоубийства и убийства, как навязчивые гнетущие образы жестокости и насилия, проблемы с самоконтролем и потенциально разрушительные фантазии о мести.

Семейное воспитание

Трудности с выстраиванием позитивных родственных отношений у преступников усугублялись их восприятием родительских наказаний. Обычно они отзывались о них как о несправедливых, унизительных, непоследовательных и чрезмерных. Следующий пример наглядно иллюстрирует, каким образом один из преступников увязывает родительские наказания со своим влечением к совершению убийств:

Думаю, что эти изнасилования — следствие того, что я рос без отца. Он ушел. С отчимом мы никогда не ладили. Меня пороли за то, что позволялось моим сводным братьям и сестрам, потому что, по его словам, мать подает мне дурной пример. За это я его возненавидел. Если бы эти женщины не ходили по улицам одни, многих изнасилований и убийств не было бы.

Многие преступники считали, что в годы становления личности взрослые относились к ним несправедливо. Ниже приводится высказывание серийного убийцы, в котором он дает представление о том, как семейный опыт отразился на его агрессивном отношении к миру. Такие мысли стали благодатной почвой для поиска отмщения.

Знаете, будь моя воля, вы, парни, не дожили бы до работы в ФБР. Когда мне было лет девять-десять, я хотел, чтобы все вокруг сдохли. Я не хотел, чтобы мои родители расходились. Я любил их обоих. А они собачились по вечерам у меня на глазах, из-за чего я рыдал. А потом развелись. У меня было две сестры, так мать относилась ко мне как к третьей дочери: твердила, какой гад мой отец. Старшая сестра то и дело меня колотила — на пять лет старше была. А младшая — та про нас обоих заливала, чтобы нас наказали. Я прямо нутром чуял, что со мной обходятся несправедливо.

Жестокое или халатное обращение с детьми

Семейные истории этих убийц содержали случаи жестокого обращения и халатности. Безнадзорность часто была неявной. Так, в одном случае мальчик был единственным ребенком в только что переехавшей в Америку семье. Родители держали небольшой магазин, и им нужно было работать по двенадцать часов в сутки без выходных. Мальчика оставляли на попечение разных родственников или соседей. Имеются подозрения, что в этот период времени он стал объектом сексуальных домогательств со стороны присматривавшего за ним лица. Дальнейшее изучение этого компонента жестокого или халатного обращения с детьми выявило его определенное влияние на формирование личностей исследованных убийц.