На берегу Севана

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но, – медленно, словно подбирая слова, продолжал учитель, – одомашнивание дикой птицы – дело большое, серьезное. Вам оно не по силам.

Ребят точно холодной водой окатили.

Чувствуя, что начатому делу грозит провал, Асмик взволнованно дернула за рукав мать, которая только что пришла и тихо стояла в уголке:

– Мама, ты же говорила, что в бабушкиной деревне много диких уток дома разводят… Скажи об этом, мама!.. Скорее скажи!

Мать Асмик, Анаид, женщина скромная и несмелая, робко заговорила:

– Простое это дело… – сказала она. – Тут можно и без умения обойтись…

– А ну-ну, выйди-ка вперед, Анаид! – воодушевился дед Асатур. – Выйди-ка да расскажи, как ты диких птиц приучаешь. Расскажи, послушаем.

– Да о чем же рассказывать?.. Сами знаете, меня в Личк замуж выдали из того села, что за озером, из Гомадзора. Там недалеко Зангу из озера вытекает. Перед нашим селом река раньше выходила из берегов и разливалась. Там болото было в мои детские годы. Теперь все по-другому: Зангу в тоннель забрали, болото высохло, камышовник выгорел…

– Ты, Анаид, про птиц расскажи, – перебил ее дед, – про Зангу мы все знаем.

– Да, – вспыхнула Анаид, – я про то сказать хотела, что тогда у нас камышовник был большой. Каждую весну к нам разные птицы прилетали и в камышах гнезда вили. А мы ходили яйца собирали и дома у себя под наседок подкладывали, птенцов выводили. Бывало, и птенцов в камышах ловили, дома выращивали. В каждом дворе у нас бегали дикие утки и гуси.

– Значит, диких птиц приучать можно? Это не выдумка? – спросил учитель.

– Ну, какая же выдумка!.. Все соседи знают, можете спросить. Я и в прошлом году положила под наседку яйца диких уток. А в Гомадзоре, в нашем селе, мы многих птенцов выводили из яиц диких уток, гусей. Только это мы для себя делали, а вот теперь дети хотят для всех, для общей пользы ферму устроить, для колхоза…

– Как же вы их все-таки приучали? Неужто не улетали?

– Как приучали? Да зачем и приучать-то было! – оживилась Анаид. – Положим яйца под наседку – она и выведет утят. Вылупятся, откроют глаза, кур увидят, собак увидят, людей… Сначала будто дичатся, а потом мало-помалу привыкают. Видят – цыплята не боятся человека, не убегают, ходят за ним, ну и они тоже не боятся, кормятся из наших рук. Вот так и становятся домашними…

– Это влияние человека, – сказал Арам Михайлович. – Человек, создавая для этих птиц новую среду, постепенно заглушает в них дикие инстинкты, изменяет их в свою пользу… Анаид ведь очень принципиальный вопрос затронула: изменчивы или вечны наследственные качества?

Анаид стояла, опустив голову, красная от смущения. А учитель, который в то же время был одним из сельских агитаторов, воспользовался удобным моментом и заговорил о мичуринской науке.

– Да, – повторил он, – вопрос, затронутый Анаид, – вопрос принципиальный. Что наши, советские ученые говорят? Мичурин и его последователи? Они говорят, что свойства, полученные по наследству, могут быть изменены. Воздействуй на растение, на животное, создай для них новую среду – и ты сможешь изменить их свойства так, как тебе нужно. И новые, полезные для человека свойства растения, животного будут переданы ими последующим поколениям. В Костромской области есть совхоз «Караваево». Там советские ученые вместе с замечательными местными колхозниками-скотоводами за последние двенадцать – пятнадцать лет создали по мичуринским методам самую продуктивную породу молочного скота в мире. Коровы совхоза, дающие в год по тридцать – сорок пудов масла, давно уже оставили далеко позади себя пресловутых американских чемпионок…

– Сорок пудов масла?.. Ого-го! – поразился Грикор.

Учитель сделал паузу и посмотрел на своих слушателей. В их глазах он словно прочитал взволновавшую всех мысль: «Когда-то у колхоза Личк будут такие коровы?»

– Люди за десять лет такую породу скота вывели! – разгорячился Камо: – Неужто мы не сумеем птенцов вывести и ферму создать?