Я демонстративно отбросил ветвь. Направился к центру площади. Встал там. Скрестил на груди руки так, чтобы видеть свои часы, и стал ждать. Каким-то своим, бездушным образом, ждал и детонатор.
Юс все еще стоял перед кафе, между столами и стульями. Надпись «Добро пожаловать!» находилась точно над ним. В стороне ярко сверкали рекламные плакаты «Кока-колы» и каких-то вафель с фруктовой начинкой. Полное сумасшествие. А время текло.
До назначенного срока оставалось еще четыре минуты, когда юс начал медленно двигаться. Потащился через площадь. На фоне белых «мраморных» плит он выглядел безнадежно больным — был обесцвечен. Обречен.
Он подошел ко мне и остановился, нависая надо мною. От него, как от печи, исходил жар. А он дрожал, бился в ознобе, как тот их ребенок перед вивисекцией. Даже выражение его глаз было таким же — молящим о милости, страдающим от ужаса близкого дыхания смерти. Его собственного дыхания..
— Беги… Тер!
Я покачал головой:
— Нет.
— Нет, — эхом повторил он.
Его верхние конечности то удлинялись, то укорачивались и округлялись настолько, что начали походить на прикрепленные к его туловищу бомбы. Я стоял перед ним, не шевелясь. Его лобная часть располовинилась, и через щель в скафандре было видно, как в обеих половинах что-то двигалось туда-сюда. Двигалось, сталкивалось, будто в неистовой попытке выйти наружу. Впервые я не испытал никакого отвращения. Только жалость, сострадание. Это существо боролось за свой дух. И отчаянно нуждалось в помощи, но не получало ее, вопреки специализированным органам взаимопомощи и тысячелетним традициям обеспечения безопасности и неколебимой — растительной доброты. Не было никого, кто бы его поддержал. Он был страшно, бесконечно одинок.
Его конечность метнулась к моей груди, повалила меня. Прижала меня к земле. Затем его туловище начало медленно опускаться на меня. Он ложился на меня, чтобы придушить своей тяжестью. Огромная масса плоти. Уже без «костей»: они ему теперь были не нужны. Мягкое орудие, направляемое какой-то психоконструкцией из какого-то другого измерения. Несчастные. Да все вы в сущности такие. Безликие. Одинаковые узелки в сетях серой, серой Паутины. О, да, я ошибался: ваше место не выше этого. Выше достиг Я.
Он полностью опустился на меня. Накрыл душной, непроглядной тьмой. Детонатор обжигал мне пальцы. Словно я сжимал горячий уголек — сердце Элии. Как хорошо было бы, если бы можно было вот так, через созерцание, прийти к ней и сказать… Что сказать?
Люблю тебя. Мой дух одолел весь космический мир, когда твоя жизнь находилась в моей руке…
И вот теперь я теряю силы под этими чудовищно, расплывшимися телесами. Я не могу тебя сохранить. Никогда, никогда я не отпустил бы детонатор по собственной воле. Только смерть разожмет мои пальцы. И именно это будет нашим возмездием. Потому что взрыв, который для тебя будет одним мгновением, станет безостановочно звучать и звучать в памяти каждого юсианина и ни один из них уже не будет прежним.
— Нет, — почти по-человечески вырвалось из груди не-гуманоида. — НЕТ!
Мы долго лежали рядом, и Чикс сжимал своими конечностями мою руку с детонатором. Вокруг нас простиралось нечто ровное и бесплодное — огромные, несметные количества дезактивированных псевдоземных материалов, до некоторой степени напоминавших засохшую грязь. Знакомой площади не было. Не было и самого города для переселенцев.
Мы посмотрели друг на друга и начали подниматься.
— Иди к черту! Ты подлый террорист космический! — выругал меня Чикс.
О да, теперь мы могли общаться нормально.
— Не перенапрягайся слишком! — ответил я восторженно. — Вот результат идет навстречу.