Криоожог

– Как мог стать дипломатом человек, который так упорно отказывается врать? Кстати, поверить не могу, что вы, при всех своих дипломатических знаниях, не сочли возможным восхититься мозолями мисс Сато. Откуда эта вселенская женская убежденность, что стоит им прихворнуть, как они должны стать центром всеобщего внимания? Судя по моей дочери, Элен, убежденность эта возникает в невероятно юном возрасте.

– Вы говорили что-то по поводу опасности. – Роик восхитился консулом – тот отказался следовать за полетом фантазии милорда. Судя по тому, как горели глаза Майлза, милорд находился в значительно более возбужденном состоянии, чем его собственные дети после сказки на ночь, рас сказанной отцом. – Эта опасность реальна? Потому что в противном случае совершенно бессовестно скрывать этих детей от их настоящих опекунов.

Майлз заговорил более трезво.

– Возможно. Идет расследование, а это значит, что не все ниточки приведут к цели. Иначе не было бы нужды в расследовании. Но не думаю, что Лизу Сато могли лишить свободы столь безжалостным и жестоким образом без серьезной на то причины. А это значит, что, когда мы ее разбудим, опасность только возрастет. – Он сжал губы, подумал. – Полагаю, Джин неверно судит о роли своих дяди и тети. Возможно, что не только лишь отсутствие средств не позволяет им сражаться за свободу своей родственницы. Не исключено, что они находятся под серьезным давлением.

– Гм, – только и сказал Форлинкин.

Роик был абсолютно убежден, что, как только судьба этой несчастной замороженной женщины пересекла путь милорда, иной ход событий стал совершенно невозможен. Это хуже, чем крутить веревочкой перед носом у кота. Только вот Форлинкину он этого объяснять не станет – личный оруженосец должен быть предан мыслью, словом, делом. Правда, не обязан быть слепцом.

– А будь Джин и Мина вашими детьми, захотели бы вы, чтобы какой-то инопланетник, можно сказать, похитил их и использовал в своих целях? – настойчиво гнул Форлинкин. – И не важно, что намерения у него добрые.

– В свою защиту смею заметить, что сюда они пришли сами. Однако если бы я погиб, мою вдову заморозили, а дети попали в руки людей то ли не способных, то ли не желающих им помочь, чего бы я хотел? Не думаю, что был бы столь щепетилен в вопросе, откуда явился человек, который вернет их Катрионе. Я бы осыпал его благословлениями с того света. – Милорд развернулся и побарабанил пальцами по комм-пульту. – Бедняга Джин, глядя на него, не могу не вспоминать свою утраченную бабушку!

– Утраченную бабушку? – заинтересовался Ворон, опершись о консоль. – Не знал, что у вас вообще есть бабушка.

– У большинства людей их целых две! У вас, разумеется, нет. Моя бетанская бабка жива-здорова и по сей день несгибаемо уперта. Если вы с ней познакомитесь, гораздо лучше поймете мою мать. То, о чем я говорю, – уже барраярская история, история судьбы принцессы и графини Оливии Форбарры Форкосиган.

– Кровавая, должно быть, история, осмелюсь заметить, – вставил Ворон и жестом попросил милорда продолжать.

А того и не требовалось долго уговаривать. Сидевший рядом Йоханнес замер, восхищенно усваивая информацию.

– Жуть какая кровавая! Если бы вы изучали историю Барраяра – впрочем, кто ж от вас этого потребует? – вы бы знали, что в давние-предавние времена (как вы знаете, лучшие истории начинаются именно так) эскадроны смерти императора Ури Безумного пытались вырезать мою семью, вследствие чего началась гражданская война. Закончилась она, естественно, расчленением Ури. И так много людей желали получить на память кусочек его тела, что им пришлось даже делиться, знаете ли. Расстрельная команда казнила бабушку прямо на глазах отца – кошмарное зрелище. Ему тогда было одиннадцать, отчасти поэтому Джин так напоминает мне всю эту историю. Видите ли, в чем дело… Несмотря на все ужасы того дня, несмотря на последовавшую войну, никто не посмел отрицать и отказывать отцу в том, что он все это пережил. А у Джина просто внезапно и несправедливо отняли мать и отказали в праве на горе. Ни похорон, ни траура, ни даже протеста. Ни мести – то есть отказали в каком-никаком удовлетворении от мысли о том, что в царство смерти ее сопровождала процессия врагов. Для Джина с Миной лишь… тишина. Мерзлая, мертвая тишина.

Мертвая тишина повисла в комнате связи консульства Барраяра.

Форлинкин откашлялся и, опершись рукой, уставился в комм-консоль.

– Итак, лорд Аудитор. И… гм… как же нам вернуть этой женщине голос?

Глава десятая

– Не сядьте на цыплят! – командовал Джин, обеспокоенно свесившись через спинку кресла между Йоханнесом, пилотировавшим флаер, и Майлзом, сидевшим с пассажирской стороны.

Йоханнес поморщился и потихоньку двинул флаер под навес Джинова убежища на крыше. Машина зависла, и Джин спрыгнул, убрал с дороги кофейный столик, заглянул под флаер, успокоился и жестом показал Йоханнесу, куда поставить флаер. Пилот осторожно посадил аппарат на крышу. Из-под навеса с противоположного конца «комнаты» на них смотрела женщина: руки в боки, подозрительный взгляд. Правда, она улыбнулась Джину, который, пританцовывая, бросился к ней. Вой двигателей флаера затих.

– А вот и Ако. Молодец, не подвела. – Майлз-сан открыл сдвижной люк. – Оставайтесь в машине, ждите моего сигнала, – бросил он через плечо, – а не то затопчем несчастную дамочку.