Вижу и сегодня напоминания о наблюдавшемся Удом катаклизме, а также о ряде последующих, включая цепочку замёрзших кратеров справа по курсу. Помимо осколков, тогда образовались щитовые кратеры, а позднее – выросли конусы вулканов, которые действуют до сих пор.
То есть теперь передвигаться стало ещё сложнее, чем тогда.
Составить некоторое представление о тектонических процессах времён Уда можно по его упоминанию (в более раннем повествовании) Олимпиа Монс как «новой возвышенности».
Вот так и продолжал Уд свою зимнюю прогулку, и что небо рушилось и на горизонте росли горы, этому ничуть не мешало.
Лишь по стечению случайности звучание имени Уда совпадает с названием турецкой лютни. (Если я правильно помню, есть даже такой альбом, выпущенный компанией «Пиквик рекордс», «Мастера уда об Уде» с записью музыки, вдохновлённой его путешествием, а среди исполнителей, говорят, были Лу Рид и Глен Кэмпбелл. Впрочем, разыскивать его я не стал, поскольку, по свидетельству тех, кто имел такое удовольствие, «вдохновения никакого не чувствовалось».)
Третий день у нас обоих прощёл без особых происшествий, слимшанг катился под гору. Ночь прошла тоже непримечательно. Уд об этом даже не упоминает.
На четвёртый день мне пришлось повозиться с парусом, а вот у Уда было беспокойство иного рода.
Его нарратив носит описательный характер. Пожаловавшись на низкое качество употребимых в пищу растений, которые ему удалось раздобыть на завтрак (он и раньше сетовал на вырождение флоры), и высказав предположение, что на обед вряд ли удастся раздобыть чего-либо получше «реденького мха», он пишет в тот день: «Вопреки тому, что стоит зима и всему моему предыдущему опыту, то, что со мной происходит, весьма напоминает
Что ж. Грексования я не испытывал (насколько мне известно, никому из людей этого не довелось пережить), но мне крепко досталось, когда я преодолевал серию длинных оврагов, потеряв ветер. Пришлось позорно вылезти из слимшанга и толкать.
Наконец мне удалось взобраться на плато, поймать ветер и быстро набрать скорость, двигаясь дальше к Солис Лакусу.
Я оставил Уда уверенным: то, что с ним происходит, – вряд ли грексование. После некоторых наблюдений навигационного свойства следующее предложение в его рассказе может захватить читателя врасплох.
«Теперь у руля Бад. Поскольку ему ведомо почти всё, что знаю я, но он лишь учится пользоваться своими псевдоподиями, я дал ему возможность на собственном опыте постичь, до чего такая замечательная вещь, как слимшанг, может стать неуклюжей».
Бад? Кто это? Откуда он взялся? – спросит читатель.
Уд не удержался от шутки:
«Наблюдаю, как он старается объехать каждый камень и каждую дюну. Постепенно, с течением времени и с каждой преодолённой милей, его движения становятся увереннее. Как он напоминает меня в юности».
Вне всякого сомнения. Уд претерпел грексование (мейоз). Бад и был юным Удом.
Это единственный известный в марсианской литературе пример грексования (почкования) в процессе складывания нарратива. Обычно почкование происходило в жилище, среди собратьев по гнезду, и праздновалось ритуалом обмена блюдами, движимым имуществом и добрыми пожеланиями. Временем почкования чаще всего были весна или лето, а самому моменту отделения нового существа предшествовали непредсказуемая смена настроения, изменение пищевых предпочтений и агорафобия.
А Уд претерпел его зимой, без каких-либо предвестников, если не относить к этому страстное желание отправиться в путешествие на слимшанге. Очевидно, он отнёс свои телесные позывы на счёт именно этого устремления, сублимировав прочие.
Учёный по самой сути своей, он описывал перемены, произошедшие с ним:
«Вес мой уменьшился по сравнению с тем, который я имел в 393 года. Почкование в столь почтенном возрасте, без предвестников, да к тому же зимой удивило бы кого угодно, впрочем, как и меня самого.
ebooksa