Дядя Вернон привез их на берег моря, запер в машине и исчез.
Полил дождь. Крупные капли застучали по крыше. Дудли хлюпал носом.
– Сегодня понедельник, – пожаловался он матери. – «Великого Умберто» показывают. Я хочу ночевать где-нибудь с
Понедельник. Гарри кое-что вспомнил. Раз сегодня понедельник – уж что-что, а дни недели Дудли, спасибо телевизору, знал прекрасно, – значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится одиннадцать. И хотя от дня рождения Гарри ничего особенного не ждал – в прошлый раз, например, ему подарили вешалку для одежды и старые носки дяди Вернона, – но все же… Одиннадцать исполняется не каждый день.
Дядя Вернон вернулся улыбаясь. В руках он держал длинный тонкий сверток, но на вопрос тети Петунии, что это он купил, не ответил.
– Нашел идеальное место! – объявил он. – Все вылезаем! Пошли!
Снаружи было очень зябко. Дядя Вернон показывал в море, на далекую скалу. На ее вершине ютилась какая-то жалкая лачуга – уж точно без телевизора.
– Сегодня ночью обещают шторм! – злорадно воскликнул дядя и хлопнул в ладоши. – А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам лодку!
К ним подковылял беззубый старикашка и с недоброй ухмылкой показал на утлую лодчонку, прыгавшую внизу в серо-стальных волнах.
– Я взял кой-какой провизии, – сказал дядя Вернон, – так что все на борт!
В лодке было смертельно холодно. Ледяные брызги и капли дождя заползали за воротник, пронизывающий ветер хлестал в лицо. Казалось, миновал не один час, прежде чем они добрались до скалы, где дядя Вернон, скользя и спотыкаясь, повел их к полуразвалившемуся дощатому пристанищу.
Внутри было отвратительно: пахло водорослями, ветер со свистом врывался в огромные щели между досками, в очаге пусто и сыро. И всего две комнатки.
«Провизия» дяди Вернона оказалась четырьмя бананами и пакетиком чипсов на каждого. Дядя попробовал развести огонь в очаге, но пустые пакеты лишь чадили и сморщивались.
– Вот письма бы пригодились, а? – бодро пошутил дядя.
Он пребывал в отличнейшем настроении – очевидно, был уверен, что сюда, к тому же в непогоду, никакому почтальону не добраться. Гарри про себя соглашался с дядей, но отнюдь не радовался.
Наступила ночь, и разразился обещанный шторм. Брызги высоченных волн били в стены лачуги, от свирепого ветра дребезжали грязные оконные стекла. Тетя Петуния нашла в другой комнате несколько полусгнивших одеял и устроила Дудли постель на изъеденном молью диванчике. Сама она вместе с дядей Верноном отправилась спать на продавленную кровать, а Гарри не осталось ничего другого, кроме как отыскать на полу местечко помягче и свернуться там под самым тонким и драным одеялом.
Ночь тянулась, шторм бушевал все сильней. Гарри не мог заснуть. Он дрожал и вертелся с боку на бок, стараясь улечься поудобнее. В животе урчало от голода. Храп Дудли заглушали раскаты грома, впервые раздавшиеся около полуночи. Подсвеченный циферблат часов на толстой руке Дудли, свисавшей с дивана, показывал, что через десять минут Гарри исполнится одиннадцать. Он лежал и смотрел, как, тикая, приближается его день рождения, – и гадал, вспомнят ли об этом родственники и где сейчас неизвестный автор писем.
Еще пять минут. Снаружи что-то громко затрещало. Не провалилась бы крыша, подумал Гарри. Хотя тогда, возможно, станет теплее. Четыре минуты. Вдруг они вернутся, а дом на Бирючинной улице будет так забит письмами, что уж одно-то он как-нибудь украдет?
Три минуты. Интересно, это море так бьет о камни? И – две минуты – что это за странный хруст и рокот? Может, скала рушится и уходит под воду?
Еще минута, и – одиннадцать лет. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… Разбудить, что ли, Дудли, пусть позлится… Три… две… одна…
ebooksa