Пересечение вселенных. Трилогия

— Пребывайте в мире и здравии, досточтимый профессор Натэн! — говорили они. — Да пребудет с вами мудрость! Мира и добра вам!

Часть 2

4. Ген палеолита

Оуэн грустил — Юрий не объявлялся, море штормило, а в его большую голову всё лезли воспоминания о Протее. Их всколыхнул разговор с Юрием.

Оуэн, с тех пор как все, кого он знал по прежней жизни, покинули этот мир, больше не думал о прошлом. Что было, то прошло. На смену старому пришло иное, привет тебе! Надо жить сегодняшним, с надеждой встречая каждый новый день, подаренный Творцом древнему криптиту. А Протея… Её уже нет. Её прошлое навсегда засыпано песками забвения с момента ухода тех, кто хранил о нём воспоминания. Сейчас о Протее никто уже не знает, не помня даже такого названия. Даже в ИПЗ доступ к этой информации был закрыт — нужны были особые ключевые слова, из тех, что употреблялись тогда, чтобы эта шкатулка прошлого открылась. Духу Планеты тоже не хотелось вспоминать о тех, кто мог достигнуть больших высот и сорвался вниз почти с вершины… Оуэн ощущал это. И он не открывал эту шкатулку воспоминаний. Всё, что он мог теперь сделать — молить Творца, чтобы человечество не повторило судьбу протейской цивилизации. Ведь мир так прекрасен, а путь Эволюции дарит столько открытий и озарений. И опять же — как не крути, но что-то изменить в нынешнем мироустройстве было не в его силах — это зависело от тех, кто его устроил. Поэтому Оуэн был всего лишь наблюдателем, философом моря, черпающим опыт и мудрость из происходящего. В этом и был смысл его жизни — постигнуть, осмыслить, понять.

Но сегодня воспоминания хлынули к нему неудержимым потоком. Как запоздалый удар разбушевавшейся стихии, как волна цунами, отдалённая от места трагедии во времени и пространстве. Наверное, эти ключевые слова прозвучали. Протея… Панина… его любимый Боотун-То, что значит — Вечный Город. Увы, как говорят люди: ничто не вечно под Луной. Которая некогда была Фионой. Но это уже не важно. Дело ведь не в названии…

***

Это были счастливые дни. Что он понял только позже. Его родители были молоды, красивы, строили планы. Все мы не ценим настоящего, устремляясь всеми помыслами в будущее и упуская прекрасные моменты своей жизни…

Оуэн жил в большом и уютном доме, скрытом, как и весь их город Боотун-То, глубоко под дном океана. Но, несмотря на это, он был изобильно украшен цветниками и зеленью. Всюду была живая природа: аквариумы с рыбками, панно из изящных кораллов и актиний — поун и такф, по-панински. На оживлённых улицах, стоянках транспорта и в общественных местах были размещены произведения искусства: картины, панно и скульптуры, созданные прославленными мастерами Боотун-То и других городов. И везде — озабоченные лица спешащих по своим делам моллюсков. Как же это было прекрасно: родной и уютный мир, привычные улицы, такие милые и такие разные соплеменники! Иной раз от кого-нибудь можно было и тычок получить или вежливую реплику: "Ну-ка, не зевай! Не препятствуйте движению, юноша!" Или: "Смотри, куда идёшь, мечтатель! Не стой на дороге!" Как это оказывается приятно, когда есть кому сделать тебе замечание и указать — куда идти и где стоять! Его любимый город, обожаемая страна, его любимая планета-океан! Как они были так прекрасны! И, самое главное — населены такими же, как он, разумными головоногими. Целым народом! Цивилизацией! Панинцами — серыми гигантами, как и он, и моллюсками поменьше — коричневыми танинцами. Родные протейцы, как же Оуэн по ним скучал! Теперь он просто одинокий Giant Octopus, Octopus vulgaris, криптит — одним словом, прозябающий в одиночестве и постоянном молчании. Его родной язык стал мёртвым, потому что собеседников нет. А ведь это была высокоразвитая цивилизация, едва не вошедшая в звёздное Сообщество. Если б не маленький дефект — недостаточная любовь к своим собратьям и неразумное отношение к полученным космическим знаниям…

В доме, где Оуэн жил, были удивительные панорамные потолки, которые, онлайн, показывали всё, что происходило на поверхности, на дне океана. Панинцы не желали быть оторванными от столь любимой ими природы и, даже находясь дома, охотно впускали в свой дом окружающий мир. Можно было лежать на кушетке и, глядя в потолок, наблюдать там ползущего по своим неотложным делам краба или рыбку-прилипалу с выпученными глазками и наивно распахнутым ротиком, прилипшим к стеклу. Вся бытовая техника в доме управлялась с помощью телепатии. И всё в быту было организованно так, чтобы моллюск мог полностью отдаваться любимому делу, профессии или отдыху. Всегда круглосуточно были распахнуты окна и двери роскошных общественных видеотек, где демонстрировались фильмы, как о последних достижениях цивилизации и научных открытиях, так и старинные произведения мастеров кадра. В музыкальных салонах раздавалась уникальная музыка, звучание которой подражало природе и полностью воссоздавая все обертоны. Многие протейцы предпочитали изучать достижения цивилизации ночью, без суеты и спешки. поэтому и музеи круглосуточно демонстрировали прекрасно отреставрированные полотна и скульптуры древних. И, в случае необходимости, тут же могли изготовить их точные копии, почти неотличимые от оригинала. Поднявшись на эскалаторах наверх, на дно, можно было гулять в природных ландшафтах, сохраняемых панинцами тысячелетия. Лишь кое-где её гармонию нарушали искусственные объекты и развлекательные зоны отдыха — с беседками, гротами, каруселями и игровыми стендами — для детей, но и они, плавно вписываясь, не нарушали природный ландшафт. Эту идиллическую картину слегка нарушали шахтовые входы-выходы в город. Из которых с чёткой периодичностью выпархивал и влетал туда общественный транспорт, оборудованный специальными шумопоглотителями и защитными отталкивающими экранами — во избежание травмирования плавающей вокруг живности. Частными транспортными аппаратами — летучими платформами, амфибиями и капсулами — панинцы пользовались только внутри города. Но таковы были лишь города панинцев.

Танинцы — в отличие от панинцев — строили свои высотные города на поверхности дна. И всё пространство вокруг них было заполнено курсирующим разнообразным транспортом, мчавшимся в разных направлениях. Таким варварским отношением к естественным ландшафтам и природному биоценозу панинцы привычно возмущались, считая города танинцев уродливыми. Но к их удивлению природа как-то терпела весь хаос, создаваемый суетой вокруг городов с их нагромождением высоток. И даже, приспособившись, пышно расцветала по окраинам. Однако, это был уже иной, урбанизированный мир — эти города были заключены в каменный панцирь и состояли из строгих линии. А картины, полотна и панно вместе с декоративными растениями были внутри домов — для личного пользования. Или в музеях и выставочных залах — для общественного.

Панинцам такой мир был не по душе. Но, каждое государство жило согласно своим традициям, не вмешиваясь в чужие.

Сейчас Оуэн даже в общем не мог объяснить, как работала протейская бытовая техника, гидробусы, космические корабли, исправно и надёжно служа моллюскам. Любые насущные потребности моллюска удовлетворялись мгновенно. Повсюду — в домах и на улицах — имелись специальные шкафчики-автоматы, в которых, при нажатии соответствующей кнопки, появлялись контейнеры с выбранной питательной смесью. А в других — требуемые предметы или приборы. Каждый уголок планеты, заполненный океаном, был уютен, удобен и доступен. Чтобы учиться, не надо было посещать аудитории и учебные корпуса. Лекции и общение с преподавателями велись онлайн или прослушивались в записи, если куда-то надо было отлучиться. А сдача экзаменов могла происходить в любом месте — с помощью переносного визора, в онлайн-режиме, или же через объёмные экраны-трансляторы, расставленные повсюду для общения. Поэтому студенты имели возможность получать практические навыки будущей профессии без отрыва от повседневных дел и, одновременно с учёбой, в рядовой должности осваивать свою будущую специальность. Оуэн, например — учась в университете по специальности: "Биосфера планеты и мир живых существ", работал младшим сотрудником в парках-лабораториях и заповедных зонах Панины. А также частенько бывал в экспедициях со своими родителями-учёными, которые тоже были биологами.

С друзьями — у него были друзья! — Тоэном и Соэном, в последнее время они встречались не так уж часто. С ними он подружился ещё когда учился в школе и их возили с экскурсиями по планете. Они потом самостоятельно ещё немало попутешествовали вместе, поиграли в захватывающие развивающие игры в зонах отдыха, помечтали о будущем, выбирая себе профессии. Но детство быстро пролетело. Оуэн, как и родители, решил стать биологом. Тоэн готовился стать космонавтом — как же, это так романтично и необычно. А Соэн, как и его отец, выбрал профессию строителя. Из-за напряжённой учёбы и сопутствующей освоению специальности работы времени для личного общения у них почти не было. Лишь иногда друзья выбирались вместе на представления заезжих танцовщиков — друзья любили этот вид виртуозного искусства, да они и сами были неплохими танцорами. Или посещали видеотеки с ретро-музыкой: импровизацией ветра, шороха волн, скрежета гальки, гомона морских птиц, пения протов — существ, похожих на современных голубых китов. Противоположным полом они вовсе не интересовались — некогда. Как и политикой. Пусть чиновники думают о проблемах планеты и общества, их в Правительствах и разных госструктурах более чем достаточно. Жизнь летела, как на парусах рыб-амфибий и, казалось — их ждёт прекрасное будущее. Вся жизнь была расписана на много витков вперёд — учёба, работа, развитие танцевальных способностей. Ну и, когда-нибудь — семья. Друзья жили, впитывая знания и планируя своё будущее: завоевание дальнего космоса, перевороты в архитектуре, научные открытия. Оуэн хотел стать специалистом высокого класса, как и его родители, прославленные профессора. И, может быть, когда-нибудь даже попасть на другую планету — возможно, с Тоэном — чтобы, создав там город, описать и классифицировать новые, небывалые Виды. Дать им имена, составить каталог с его именем на титуле, которые потом станут учебным пособием. А почему нет? В юности так легко и весело мечтается… к тому же, поговаривали, что такой проект готовится — на Маасе будет город, а потом будет заселена и вся планета. Им всем троим там найдётся работа…

И вот всё это осталось в той прежней жизни. Хотя кое-что сбылось.

Например — он оказался на новой и незнакомой планете — бывшей Протее, а теперь Земле. И Виды живых существ здесь теперь совершенно иные, достойные каталогов и учёных диссертаций. Только вот изучают их и составляют каталоги не он, а совсем другие разумные существа. Им есть с кем поделиться своими открытиями и для кого выпускать каталоги. А его письменные знаки и телепатическую речь — ведь именно так было принято общаться на Протее — уже никто не поймёт. Да он и не хочет, чтобы его поняли. У каждого своя жизнь, свои цели и свои воспоминания…

Оуэн, хоть и понимал что это бессмысленно, заскучал сегодня по своему исчезнувшему миру. Он не позволял себе такого, относясь к своему положению так, как учили родители — по-философски: так сложилась его судьба, принимай всё, как есть. И он должен жить за тех, кого уже нет, и до последнего мига бороться за свою жизнь. Он — всё, что осталось от Протеи. Его великолепная цивилизация исчезла, оставив лишь тающий отпечаток в информационном поле планеты. Той планеты. И ему теперь предстоит одиноко идти не по пути Эволюции своего Вида, а…может, лишь по пути развития Духа. Он — одинокий философ, анахорет моря, он будет искать смысл жизни, как у людей это делают монахи, ушедшие в одинокий затвор. Его цивилизации не стало, но он, сын своего племени, завершит его миссию и в одиночку достигнет своим Духом Творца. И скажет Ему: "Я здесь! Я с тобой! Мой народ жил не зря!"

***

Оказалось, что Оуэн, погрузившись в воспоминания, задремал. Ему казалось, что он наяву побывал там. И наяву же достиг подножия иного мира, того, где обитает Творец миров…Приснится же такое.

"Но почему же так случилось? — продолжил он свои размышления. — Что стало причиной вражды между панинцами и танинцами? Неужели — разный цвет кожи? Но их интеллект уже давно был за пределами внешних предпочтений. Разум — вот что ими управляло. Или нет? Откуда же тогда возникла неприязнь и непонимание? Не из-за разной конфигурации жилищ и предметов культа же? Отнюдь. Причина была скрыта внутри, в сознании. Неужели, если бы панинцы и танинцы были одинаково зелёненькими и имели карликовый рост, проживая в одинаковых конусных домах, поклоняясь тени своей бабушки, среди них царило бы согласие и единомыслие? — И Оуэн с грустью признался себе: Нет, согласия не было бы. Потому что и у зелёненьких карликовых моллюсков, живущих в остреньких домах, нашлись бы причины для недовольства ближними. Потому что несовершенны они сами. Что-то внутри не давало бы им покоя, выплескиваясь наружу недовольством на окружающих. Например, тем, кто-то умнее или его дом острее. Или тем, что кому-то удаётся во время Танца Сфер закручивать финты круче. И тогда обиженный на такую несправедливость судьбы начал бы активно портить жизнь тому, кто круче закручивает. Потому что это самый быстрый путь доказать своё превосходство над ним. А ещё быстрее — вообще отправить его к праотцам вместе с умением закручивать. Чтобы не отсвечивал и не раздражал то, что внутри. Победить соперника, избавиться от конкурента в борьбе за лучший кусок: так уж издревле повелось — субъект отбирает лучшее у другого, племя — у племени, государство — у государства. Как это говорится в человеческой басне? "Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать?" Для завистника — все вокруг претенденты на его личное пространство. А уж если умник и внешне не такой, как он, то тут уже только война. Мурены не охотятся вместе с касатками. Они, объединившись, рвут друг друга. Это заложено в генах. И, значит, истоки междоусобной вражды лежат в подсознании индивида — в генах. Так сказать Ген Палеолита — ГП. И во всех бедах цивилизации виноват лишь он — ГП, таящийся в нашем подсознании. Пока каждый индивид не научится его… А как его изгнать? Как добраться до ГП?"