— Нет! Мне нравится жить в пифосе. Это моя вселенная и я в неё никого не впускаю. Ну, может, теперь в ней есть ещё и ты.
— Но мир существует, Юрий, хочешь ты этого или нет. Может, пора взять в руки фонарь и поискать… ну, если уж не человека, то смысл жизни?
— Я подумаю об этом. Но пока я выбрал путешествия в астрале, исключающие личный контакт. И познакомился с ИПЗ. Я полюбил процесс чистого познания, не имеющего искажений… влиянием чужих вселенных. И я могу многое. Например — проникнуть в любую информацию и поменять её, энергетически или уж бог-весть как, воздействуя на любые процессы в технических средствах. Даже пару раз, ради потехи, пополнил счета нескольких благотворительных фондов, переведя деньги со счетов военных ведомств. Поддержал тех, кто находится в сложной жизненной ситуации. Хотя это, конечно, капля в море. Причём — быстро испаряющаяся.
— Но, Юрий! Ты ведь считаешь себя философом! — заметил Оуэн. — Подобные воровские действия недостойны этого звания! Философ не вмешивается и не принимает ни чью сторону. Лишь наблюдает и делает выводы. Он живёт в области эмпирий и рассуждений.
— О, ведь я этим и занимаюсь! Но какой от этого толк, Оуэн? Хотя и от моих вмешательств его не больше. Никакие деньги не могут изменить общую ситуацию в обществе! Исправлять надо самих людей, Оуэн. Но как? Я не знаю. И потому мне всё больше нравится мой пифос. Я живу в мире бесстрастной информации, чистых наук и астральных путешествий. Да, я — философ, Оуэн. И я больше не пытаюсь исправить мир с помощью перераспределения денежных средств. Изучаю то, что снаружи моего пифоса, но никого не впускаю внутрь него.
— Возможно, твои способности могли принести обществу пользу?
— Ты сам в это веришь? — усмехнулся Юрий. — Что я могу? Махать сабелькой на ветряные мельницы? Хотя те люди, что крутятся возле меня, считают, что могу. Но я не хочу танцевать под чужую дудку. Хочу изобрести свою.
— Но как ты думаешь жить дальше? — спросил Оуэн.
И вдруг с грустью подумал, что себе он таких вопросов давно не задаёт. И сам уже вряд ли мог бы принести кому-то пользу. Разве что — в виде лакомства или музейного чучела?
— Так и будешь жить в бочке, как Диоген? Он тоже питался подаянием. Такова цена свободы.
— Именно так, — усмехнулся Оуэн. — У меня такая пенсия, что Диоген пожал бы мне руку. Даже одну собаку прокормить не удалось бы. Хотя у моей мамы всё равно аллергия на шерсть.
— А скажи, Юрий, аутизм лечится? — спросил Оуэн. — Возможно, ты, зная эту проблему изнутри, мог бы помочь таким детям?
— Медицина не имеет чёткого представления о причинах аутизма, а, следовательно — не может его лечить. Но дело не в медикаментах и методиках. Дело в несовершенстве общества, которое и создаёт аутистов, — сказал Юрий. — Некоторые специалисты считают, что эта болезнь — дефект генома или психики. Но я знаю аутисты — детекторы изъянов общества и мира, в который они слишком рано пришли. Эти дети слишком совершены, а мир полон зла.
— Неожиданно! Но в чём же их совершенство?
— В развитой экстрасенсорике. Их чувствительность гипертрофирована и эмоционально они живут как бы с ободранной кожей. Каждый негативный взгляд или мысль глубоко ранит их и причиняет боль. Поэтому, защищаясь, аутисты прячутся в собственный мир. Который, как им кажется, более совершенен. Или, по крайней мере, привычен и защищён.
— И все аутисты таковы?
— Кроме тех, у кого по какой-то причине действительно нарушена психика. Таким иногда помогает психотерапевтическое и медикаментозное лечение.
— Но ты же другой, Юрий? Ты ведь учился в школе? Сам же говорил, что средне образован.
— Я сделал это ради родителей, — отмахнулся Юрий. — И это была специальная школа для проблемных детей. Я, чтобы не привлекать внимание, ходил в неё целых десять лет, хотя мог бы получить аттестат за пару недель.
— И что же ты там делал? Витал в астрале?
ebooksa