Я осталась дома и работала над «Прометеем». Пересчитывала массы и моменты инерции гидропонических ферм и складов с учетом изменений, введенных в защиту. Но выходило с ошибками. Я все время ошибалась. Дважды забывала логарифмы, так что пришлось лезть в таблицу. Я настолько привыкла обо всем спорить с Джеффом, что мой мозг просто отказывался нормально работать.
В какой-то момент мой взгляд упал на заголовок спецификации, которую я правила. Там стояло «Джоунс и Хардести» – как и на всех остальных листах. Я сказала себе:
«Холли Джоунс, брось валять дурака. Ясно, что это конец. Ты ведь знала, что рано или поздно он в кого-то влюбится».
«Конечно… но не в землеройку же!»
«И все же он
Я стерла надпись «Джоунс и Хардести», вывела «Джоунс и компания» и уставилась в одну точку. Потом стала стирать и это, но получилось пятно, на него упала слеза. Это уж было совсем глупо!
В следующий вторник родители обедали дома. Это меня несколько насторожило, потому что папа обычно обедает в порту.
Если вы не космический корабль, то не рассчитывайте, что мой папочка обратит на вас внимание. Но сегодня он вдруг заметил, что я заказала себе только салат, да и тот не поела.
– В этой тарелке не хватает восьмисот калорий, – сказал он. – Ты не сможешь летать без топлива. У тебя все в порядке?
– Спасибо, у меня все хорошо, – ответила я с достоинством.
– Хм… Припоминаю, ты хандришь уже несколько дней. Может, стоит показаться врачу? – Он глянул на маму.
– Мне не нужен никакой осмотр!
Вовсе я не хандрила. Подумаешь, не молола языком. Не имею права, что ли? И я терпеть не могу, когда меня ощупывают эти доктора, поэтому на всякий случай добавила:
– Я мало ем, потому что после обеда собираюсь летать. Но если тебе так хочется, могу заказать себе целую гору мяса с картошкой, а потом завалиться спать.
– Ну-ну, не злись, воробушек. Я не хотел тебя доставать. Как полетаешь, перекуси… и передай привет Джеффу.
Я процедила сквозь зубы:
– Ладно, – и, извинившись, вышла из-за стола.
Намек на то, что я, видите ли, не могу летать без мистера Джефферсона Хардести, был для меня унизителен, но я сдержалась.
Папа бросил мне вслед:
– Не опаздывай к ужину.