Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Я заставил ее подниматься почти вертикально, чтобы побыстрее набрать высоту и скорость, на которой можно запустить главный двигатель. Настроение было отличное: в руках у меня чудесный корабль, а полицейские остались с носом. Но как только я включил основную тягу и выровнял полет, мой глупый оптимизм испарился.

Если кот спасается, залезая на дерево, ему приходится сидеть там, пока собака не уйдет. Это была как раз та ситуация, в которой я оказался. Но я не могу бесконечно находиться в воздухе, а собака ни за что не уйдет из-под дерева. Уже дан сигнал тревоги. Через считаные минуты или даже секунды поднимутся полицейские ракеты. Меня засекут, в этом сомневаться не приходится, и экраны слежения уже не выпустят меня из поля зрения. После этого – два пути: приземлиться, куда прикажут, или быть сбитым.

Чудо моего спасения теперь казалось не таким уж чудесным. Или, может быть, слишком чудесным? С каких пор полицейские стали такие рассеянные, что оставляют задержанного без охраны в комнате с открытым окном? И не слишком ли чудесное совпадение – рядом опускается корабль, которым я умею управлять, и пилот забывает выключить зажигание именно в тот момент, когда сержант говорит громко, что я разоблачен, – единственное, что могло заставить меня решиться?

Может, это и есть вторая, более успешная попытка запугать меня? Может, кто-то знал, что мне нравится «Ястреб» в курьерском исполнении? Знал, потому что перед ним на столе лежало мое досье и он был в курсе моих достижений в воздушном поло. Но если это так, то они не будут меня сейчас сбивать. Они все еще надеются, что я приведу их к моим товарищам. Конечно, оставалась вероятность – только вероятность, – что мне в самом деле повезло, если я сумею воспользоваться этим шансом. В любом случае я не хотел ни попадаться снова, ни привести их к моим товарищам, ни погибнуть. Я нес важное послание (как я предполагал) и не мог доставить врагам такое удовольствие.

Я настроил приемник на частоту воздушной полиции, но услышал лишь спор между вышкой Денвера и каким-то транспортом на подлете. Никто не приказывал мне приземлиться и не грозил спустить с меня штаны. Может, это начнется позже. Я оставил радио включенным и обдумал свое положение.

Приборы показывали, что я в семидесяти милях от Денвера и направляюсь на северо-запад. Оказывается, я в воздухе меньше десяти минут. Это меня удивило. Должно быть, в моей крови было столько адреналина, что чувство времени отказало. Баки основного двигателя были почти полные – у меня горючего на десять часов или на шесть тысяч миль в экономном режиме. Но, правда, на такой скорости они меня могли просто-напросто забросать камнями.

В голове начал формироваться план. Может, он был глуп и невыполним, но иметь какой-нибудь план лучше, чем не иметь никакого. Я сверился с приборами и задал курс на Гавайскую республику; моя ласточка осторожно повернула на юго-восток. Затем я заложил программу в автопилот и столкнулся с проблемой: дальность полета три тысячи сто миль и скорость восемьсот миль в час досуха вычерпают основной бак. У меня будут только остатки топлива в ускорителе и носовые движки, чтобы замедлиться и сесть. Это было рискованно.

Но это меня не волновало. Где-то там, внизу, как только я изменил курс, киберанализаторы принялись вычислять и быстро пришли к заключению, что я пытаюсь скрыться в Свободную Гавайскую республику на такой-то скорости, на такой-то высоте… Что я пересеку побережье между Сан-Франциско и Монтереем через шестьдесят минут, если меня не перехватят. А перехватить меня было нетрудно. Даже если они продолжают играть со мной в кошки-мышки. Ракеты «земля – воздух» поднимутся из долины Сакраменто. Если они промахнутся (вряд ли!), ракеты более быстрые, чем моя малышка, с полными баками, так что пилотам не нужно экономить топливо, будут ждать меня над побережьем. Долететь до Гавайской республики у меня не было никаких шансов.

Но я и не собирался. Я хотел, чтобы они уничтожили мою ракету, уничтожили полностью, в воздухе, потому что не собирался в этот момент в ней находиться.

Операция «Болван», фаза вторая: как выбраться из дерьма? Выход из ракеты на полном ходу достигается простым нажатием кнопки, об этом позаботились конструкторы. Вы шлепаете по кнопке катапульты и начинаете молиться, дальше все происходит само. Вокруг вас схлопывается спасательная капсула и герметизирует стыки, а затем она выбрасывается из корабля. В свое время, когда давление и скорость воздуха достигнут нужной величины, появляется вытяжной парашют. Он раскрывает основной парашют, и вы с комфортом опуститесь на Божью землю, неся с собой баллон с неприкосновенным запасом кислорода.

Но есть проблема: и корабль, и капсула с пилотом немедленно начинают подавать сигнал бедствия: капсула – точки, корабль – тире, и в довершение всего у капсулы отличный собственный радиомаяк.

Все это так же незаметно, как корова в церкви.

Я смотрел перед собой, грыз большой палец и думал о том, что меня ждет. Грядущее казалось мне все более унылым и безысходным, и в этом, несомненно, сказывалось мое нынешнее настроение. Ведь я помнил, что каждую минуту пролетаю тринадцать миль и что мне давно пора надеть шляпу и отправляться на выход. Конечно, рядом со мной был люк. Я мог бы надеть парашют и выйти наружу – но нельзя открыть люк в ракете с работающим двигателем, и вы не можете сбросить его – это приведет к тому, что корабль закувыркается, как щенок. Не стоит игнорировать и встречный ветер – при скорости восемьсот миль в час даже на высоте шестьдесят тысяч футов меня просто разрежет о дверную раму, как масло.

Все зависело от того, насколько хорош у моей птички автопилот. Лучшие автопилоты умеют делать все, кроме пения гимнов. Те, что подешевле и попроще, могут поддерживать скорость, высоту и направление полета, но этим их таланты исчерпываются. В данном случае я хотел знать, есть ли у моего автопилота экстренный режим для ситуации «отсечка факела», потому что я намеревался остановить корабль, выйти и заставить его двигаться дальше в направлении Гавайев в автономном полете – если получится.

Прямоточный воздушно-реактивный двигатель может работать только при высокой скорости полета, вот почему на таких кораблях есть реактивный ускоритель – без него они не могли бы взлететь. Если скорость корабля опускается ниже критической для вашего движка, его факел гаснет и вам нужно запустить его снова либо с помощью ракетного ускорителя, либо уходя в пике, чтобы набрать нужную скорость. Это рискованный трюк, и многие пилоты прямоточников получили свой небесный приз из-за внезапной отсечки факела.

Мой опыт полетов на «Ястребе» ничему меня не научил по той простой причине, что пользоваться автопилотом при игре в воздушное поло не приходится. Поверьте мне на слово. Я поискал инструкцию в бардачке, но не нашел ее. Я осмотрел корпус самого автопилота, но информация, выгравированная на табличке, ничего мне не сообщила. Без сомнения, при наличии отвертки и большого запаса времени я мог отвинтить панель автопилота, разобраться в его контурах и сделать вывод, но для этого понадобился бы целый день; в этих автопилотах до черта транзисторов и проволочной лапши.

Так что я вытащил парашют из держателей и принялся его надевать, напевая:

Друг, надеюсь, у тебяЕсть мне нужное устройство.

Автопилот не ответил ни слова, хотя я бы не очень удивился, если бы он ответил. Потом я снова сел в кресло и принялся орудовать с автопилотом. Времени оставалось мало. Я был уже над пустыней и видел, как заходящее солнце отражается в водах Соленого озера.

Сперва я немного снизился. На высоте шестидесяти тысяч футов слишком холодно и неуютно. Да и кислорода маловато для моих легких. Затем начал подъем – очень плавный и неспешный, чтобы не оторвать плоскости и не потерять сознание от перегрузки. Мне нужно было поднять ее достаточно высоко, чтобы в верхней точке кривой отключить ракетный ускоритель и отправить ее в пике, – в падении она вновь наберет нужную скорость. В начале падения скорость будет мала, что приведет к отключению прямоточника, и в этот момент я должен был выпрыгнуть. По понятным причинам я не хотел, чтобы двигатель включился в то время, когда вылезаю из люка.

Я продолжал задирать нос ракеты, пока она не встала вертикально, земля была за спиной, небо впереди. Я потихоньку подтормаживал, собираясь заглушить факел на тридцати тысячах футов, где уже довольно разреженный воздух, но в прыжке можно немного потерпеть, и достаточно высоко, чтобы моя птичка успела отвернуть, не размазавшись о плато Юты. Примерно на двадцати восьми тысячах футов у меня возникло дурацкое ощущение, что пульт управления полностью сдох и не реагирует на мои действия. Вскоре на инструментальной панели замигала красная лампочка – и оба двигателя вырубились. Пришло время выбираться отсюда.