«Проходите! Давайте проходите!» – орал один из стражников, знаком заставляя нас поторопиться. А ведь он прекрасно видел, что цепочка бесшипников продвигается в собственном ритме. Кричать на людей было бесполезно. Наверно, невольно я злобно глянул на него, потому что он задержал на мне пристальный взгляд. Я тут же отвел глаза. В последний раз я чуть не нарвался на разряд оглушителя Т-фарад.
К несчастью, краем глаза я увидел, что он подходит ко мне, поигрывая дубинкой. Я опустил подбородок, скрывая, как дернулся мой кадык, когда я сглотнул. Я категорически не желал доставить гадине вроде него удовлетворение тем, что он способен простым взглядом запугать насильно мобилизованных.
– Альберик… Вильжюст, – прочел он на бейдже, прикрепленном к моей рубашке. – Ну и дурацкое имечко!
Даже если бы у молодчика не было разрешения бить бесшипников, ни перед кем потом не отчитываясь, я все равно не знал бы, что ответить на такое бессмысленное замечание.
– Желаешь получить маленький разряд, Вильжюст? – спросил он, приблизив свою пасть прямо к моему лицу.
– Нет!
Я старался не дышать носом, чтобы не так чувствовать тяжелый запах из его рта.
– Тогда лучше бы тебе пялиться на свои башмаки, а не на парня с оглушителем.
– Да! Мне очень жаль.
– Еще бы не жаль! А будет куда жальче, если вылупишься еще раз.
Проблема таких сцен в том, что они происходят буквально в несколько секунд, а мне потом требуется много часов – а то и дней, – чтобы побороть гнев, вызванный унижением. И я знал, что до окончания этой кампании мне предстоит пережить еще немало подобных сцен.
Вместе с группой других насильно мобилизованных я пробыл в Нахоре только двадцать четыре часа и уже жалел, что позволил себя рекрутировать.
Мой приказ об отправке пришел всего несколько недель назад, и, хотя я предполагал, что этот день настанет, я испытал настоящий шок. Когда меня призвали в армию крестоносцев, я долго колебался, не сбежать ли, как многие из моих друзей, в Центральную Африку, где христианское владычество еще не так укрепилось и я на некоторое время оказался бы вне досягаемости для репрессий. Но в конце концов официальное обещание после окончания крестового похода вернуть на Землю всех бесшипников, кто этого пожелает, и предоставить им безоговорочную свободу перевесило чашу весов в пользу армии. Лучше уж, сжав зубы, потерять три или четыре года, чем находиться в бегах всю оставшуюся жизнь.
Но теперь, когда принятое решение приобретало конкретную форму и я имел возможность составить представление о военных, которые нас окружали, и о том презрении, которое они к нам испытывали, я уже не был так уверен, что выдержу несколько лет в рядах армии.
Это единственный способ не сломаться: не забывать,
Когда перевозивший всех насильно мобилизованных в Нахор транспортник муниципальных войск остановился перед отделением полиции Вернона, папа крепко прижал меня к себе, а Гийеметта, моя сестра, разрыдалась. В свои неполные семнадцать лет она только и искала, как бы со мной поцапаться, но в глубине души очень меня любила. Я все же был ее старшим братом. А в придачу еще и единственной надеждой семьи на будущее.
Такое заявление звучит довольно претенциозно. Однако это чистая правда.
Пока я был маленьким, папе удалось отложить достаточно денег, чтобы записать меня на парижский факультет биоинформатики. Это было большой жертвой, потому что, помимо расходов на такого рода обучение, я еще и должен был уйти с работы, чтобы переместить свою задницу на университетскую скамью. А значит, я больше не приносил денег в семью, зато дорого ей обходился.
ebooksa