— Я не хочу быть военной добычей, я не Елена Прекрасная! — высокомерно заявила Люс. — Лучше уж сразу пойти и повеситься.
— Я чувствую, что мы говорим о разных вещах, и никак не пойму, в чем дело! — воскликнул поэт. — То ли мы разные вещи называем одним именем, то ли мы одну вещь называем разными именами… Но я люблю тебя. Ведь в слово «любовь» мы вкладываем один смысл? Или нет?
— Боюсь, что нет…
Тихий голос Люс подействовал на него больше, чем весь ее шумный и бурный монолог.
— Как будто я говорю с тобой по-латыни, а ты отвечаешь мне по-гречески… — пробормотал поэт. — Так, значит, любовь между нами невозможна? И мы не будем вместе?
Она промолчала.
Поняв, что эта женщина для него потеряна навсегда, юный лорд еще несколько секунд приходил в себя. Потом он опустился на колено, завладел ее рукой и прижался к прохладной гладкой коже горячими губами. Затем вскочил.
— Вот и все, — сказал он. — Это — навсегда, леди. Я дал клятву. А теперь прощай!
И он кинулся бежать.
Люс покачала головой. Ей было жалко красивого стройного мальчика, но она уже сделала свой выбор. Тут оказалось задето не только сердце, но и самолюбие. И ей как воздух нужна была победа. О победе она и задумалась, потихоньку идя вслед за сбежавшим поэтом.
Огибая изгородь, она нос к носу столкнулась с женщиной и по ее возрасту, лицу, наряду поняла, что это и есть та самая мельничиха, которая хозяйничает в этом прехорошеньком огороде и воспитывает очаровательных малышей. Правда, она скорее годилась им в бабки, потому что на вид мельничихе было под пятьдесят, но двенадцатый век, не зная противозачаточных средств, позволял женщине рожать сколько душе угодно.
Увидев Люс, мельничиха шарахнулась от нее и повернулась к ней спиной. Было это по меньшей мере странно.
— Что с тобой добрая женщина? — обеспокоенно спросила Люс. — Уж не обидел ли тебя кто-нибудь из ватаги?
— Нет, — коротко отвечала мельничиха.
— Почему же ты испугалась меня?
— Я не испугалась.
И мельничиха быстрым шагом ушла вовсе не в ту сторону, куда направлялась.
Пожав плечами, Люс двинулась на поиски пирующей ватаги, что было вовсе несложно — молодцы галдели на весь Шервудский лес.
— Куда это он понесся, как ошпаренный? — спросила ее Мэй, повернувшись от честной компании.
— Проветрить свои поэтические мозги, — недовольно ответила Люс. В конце концов, если этот недотепа чего-нибудь натворит, разборка у нее будет именно с Мэй. А та много костей может поломать за своего избранничка…