— Нет! — решительно сказала Мэй. — Я и так уже засветилась. Это непрофессионально, тем более, что…
Тут только она вгляделась в лицо юного лорда и застыла, приоткрыв род в изумленной полуулыбке.
— Тушите факел, добрый сэр, да поскорее, — начиная что-то понимать, приказала Люс. — И — на сеновал!
Юноша сунул факел в бочку с водой, и все трое, вбежав в конюшню, быстро вскарабкались по приставной лестнице.
Они успели вовремя — во двор уже сбежались люди, и там царил полный переполох, усилившийся, когда нашли меч из запертой оружейной.
Одному ему известными лазами поэт быстро привел обеих женщин в какую-то комнату, небогато убранную, с окнами на галерею. Там лишь, стоя у окна, поединщицы перевели дух и внимательно посмотрели друг на дружку.
— Откуда ты знаешь меня? — спросила Люс.
— Еще бы мне тебя не знать! Твой портрет висит в актовом зале десантного училища!
— Та-ак… — только и смогла вымолвить Люс. — Значит, целое училище?
— Конкурс — сто сорок человек на место, и это при том, что принимают ежегодно не менее сотни.
— А Зульфия?
— Портрет Зульфии-А-Гард висит рядом с твоим. Она же — мама первого десантного сыночка!
Тут обе десантницы опомнились и одновременно поглядели на сэра Эдуарда. Он же с недоумением взирал на них — и видно было, что их разговор для него — сарацинская грамота.
— Послушайте, добрый сэр! — проникновенно обратилась к нему Люс. — А не сходить ли вам в разведку?
И, видя, что ему не больно-то хочется уходить, Люс употребила сильное средство.
— Я прошу вас, сэр Эдуард, — сказал она ласково и положила руку ему на грудь.
Сверкнув глазами и задохнувшись от восторга, юноша схватил обеими руками этот неслыханный дар судьбы, поднес к губам, но не поцеловал, а лишь благоговейно прикоснулся. Затем он так же стремительно вылетел из комнаты.
— Я угадала! Это он! — и Мэй в величайшем смятении села на подоконник.
— Он?
— Он! Эдуард!