"Восторженный читатель" издал сиплый звук, смахивающий на последний хрип удавленника, затравленно оглянулся по сторонам и кинулся наутек, не попрощавшись.
В кабинете повисла гнетущая тишина. Автор, таскающий за собой (несомненно, насильно!) восторженного читателя, произвел на редактора некоторое, явно нездоровое, впечатление.
— Ну, и что вы мне принесли? — Вкрадчиво, отечески-ласковым тоном психиатра поинтересовался Машков.
Я без слов положила перед ним папку. Посмотрев на меня… на менеджера… снова на меня… на папку… он решился ее развязать с таким мученическим видом, словно в ней содержалась пластиковая бомба.
По его побледневшему лицу очень скоро стало видно, что лежащее там намного хуже.
По-моему, ему хватило эпиграфа:
Праздник для нечистой силы
Полнолуния деньки
В полнолунье на могилы
Вылезают мертвяки
Не осветят все дорожки
Городские фонари
Уноси скорее ножки
И обратно не смотри
Под этим кошмаром была намалевана жуткая харя с выщеренными зубами.
— Э-э-э.. — Вы где-нибудь раньше печатались? — Машков, по-моему, сам ужаснулся своему вопросу.
— Нет. — С достоинством непризнанного таланта объявила я, страстно жалея, что на мне нет римского плаща, который можно было бы эффектно закинуть на плечо.
— Э-э-э… А где вы учитесь?
— На биофаке! — Гордо ответила я, не упоминая, что поступила на биофак примерно неделю назад.
Машков был сражен наповал. ТАКОГО, да еще ТАКИЕ ему явно никогда не приносили. Он мужественно пообещал нам прочитать сей литературный перл, отрецензировать и даже вернуть назад! (см. на обложке журнала "не рецензируются и не возвращаются)