– Откуда вы об этом знаете? – удивился Соломон. – Это было секретом!
– Или вот, например, бригадир Соломон, – продолжал человек. – Доктор виновен в том, что половина его бригады погибла, но бригадир идет вместе с доктором, чтобы прикрыть его. Именно он, а не кто-либо другой. Нет, остальные сидят в доме бедного Абрама, спокойно дожидаются известий.
– Кто ты такой? – произнес Соломон, сжимая кулаки. – Назовись сейчас же!
– А ты не догадался? – Человек посмотрел на него чуть насмешливым взглядом. – Я – та самая главная сволочь, которую ты так хочешь уничтожить. Я – дон Ган!
Соломон переварил информацию мгновенно. Он рванулся прочь от лавки, но дон ловко сделал ему подсечку тростью. Сол грохнулся на пол.
– От меня не убежишь, – наставительно произнес дон. – Сядь-ка назад. Дождемся нашего доктора. Мне самому любопытно на него взглянуть.
Соломон поднялся. Быстро посмотрел на дверь операционной. Пара шагов, и… Трость недвусмысленно качнулась в руке дона Гана. Сол понял, что не успеет и дернуться. Он шагнул к лавке.
– Вот и молодец! – похвалил его дон. Сол скривился, вспоминая, что дону известно, где находятся все остальные.
– Наши друзья, – сказал он. – Что с ними?
– Пока ничего, – развел руками дон. – Я не давал никаких приказаний. Да и вообще я тут инкогнито. Пока хочу только поговорить. Убить ведь никогда не поздно.
Сол сглотнул и медленно сел на лавку.
– Будем ждать, – сказал дон. – Поверь, мне далеко не безразлична жизнь сына моего лучшего человека. И друга.
Исчезновение Эвила прошло незамеченным. От волнения почти все мастера изрядно напились, а остальным было плевать. Лишь хитрая троица друзей загадочно улыбалась и перемигивалась. Офзеринс несколько раз пересек гостиную из конца в конец, потом остановился на середине и торжественно произнес:
– Я голоден!
– Увы, лорд, – икнув, ответил ему Вингер. – Мы, боюсь, съели все, что было у этого бедного еврея.
Абрам грустно вздохнул, услышав эти слова.
– А как насчет картошки? – спросил Офзеринс. – Картошка есть?
– Абрам, вас спрашивают! – прикрикнул Вингер.
Абрам бросил один из многочисленных жалобных взглядов на свою дочь, но она презрительно отвернулась.
– Есть. Сырая, – грустно сказал Абрам.