Ярих Проныра

– Открывай. Я застегнулась.

Он смотрел на нее без стеснения и с нескрываемым удовольствием. Выглядела ли она смущенной? Нет. Злой? Да.

– Чего ты добиваешься? Зачем? Не молчи.

Что он мог ответить?

Он встал и подошел. Их глаза были почти на одном уровне. Ее сверкали. Что это, гнев или любовь? А губы так близко. Скажи он ей правду, что сделает она?

– Ты похож на хищника, только я не добыча, слышишь? Не добыча.

Хуже уже не будет, мелькнула мысль, и он накрыл губами уста, извергающие слова острые, как кинжал. Она замерла на несколько мгновений, а потом после резкого хлопка у него загорела щека.

– Где же логика, голубушка?

Ответом ему стала еще одна пощечина и, резко повернувшись на каблуках, она вышла.

Трэш вцепился в кресло, подавляя желание кинуться следом так, что побелели костяшки. Какого черта, что за игра? Болван. Ругал он себя. Она сама пришла, переступив гордость, а он не смог сказать. Трус. Однажды он уже использовал это средство, чтобы выключить голову и ему почти помогло. Он отомкнул шкаф, достал и почти залпом выпил бутылку. Горько и мерзко, но это было лучше того, что он чувствовал к себе. С палубы слышался шум, какая-то возня, но какое это имело сейчас значение. С разбегу он забодал подушку, заткнул руками уши и стал ждать провала в темное, липкое небытие.

Наутро голова гудела как проклятая, думать было не возможно, да и к лучшему. Он заперся в каюте, решив не выходить, пока не придет в себя окончательно. Дверь несколько раз дергали, стучали, но дверь с крючка он снял только к обеду. Тут же с подносом возник расторопный Борис. Трэш взял кружку с подноса, поморщился.

– Честное слово, такая дрянь с утра эта трава, – но выпил. Китаец зря ничто не делает. – Кофе принеси.

К тому моменту, как на столе появился кофе, Трэш снова был в норме.

– Ох, и оказия у нас вчера случилась, капитан.

– Какая, оказия?

– Яна вчера за борт сиганула.

– Как за борт?

– Так вот так, прямо. Сама-то отпирается, нечаянно говорит, а рулевой наш видел – специально.

– Она жива?

– Прилягте, капитан, у вас губы белые, да жива она, жива, коль разговаривает. Рехнулась малость, а так все нормально.