ТВОЁ ИМЯ ПОСЛЕ ДОЖДЯ

22
18
20
22
24
26
28
30

Никто не обратил на него внимания и он смог уйти, не вызывая подозрений. Он оставил Рианнон терпеливо выслушивать планы Лайнела, который словно перевоплотился в заместителя Морана, адвоката О’Лэри, и бесшумно выскользнул из столовой. Поднялся на два пролета по покрытой ковром лестнице, повернул направо и прошел по коридору к комнатам Эйлиш и ее матери. Он столько раз провожал девушку после ужина, что точно знал, перед какой дверью надо остановиться. Убедившись, что поблизости нет Джемимы, юноша дважды постучал.

— Эйлиш, это я, — не услышав ответа по ту сторону двери, он позвал снова: — Можно войти?

Никто не ответил, но от нажима пальцев дверь приоткрылась. Эйлиш не заперла ее и теперь створка приоткрылась, позволяя заглянуть в спальню, которую раньше Оливеру удавалось увидеть лишь мельком, при прощании с девушкой.

Оливер нерешительно шагнул внутрь и прикрыл дверь, чтобы не привлекать внимания. Комната была побольше его, с шероховатыми стенами, увешанными акварельными пейзажами. Мольберт Эйлиш стоял в углу у окна с голубыми шторами, развевавшимися на ветру. Полог кровати тоже был голубым, так же как и заваленное книгами покрывало и обивка кресла, расположенного у окна, где девушка любила читать по вечерам.

В кресле Оливер увидел зачитанный экземпляр «Дамы в белом» — видимо, Эйлиш взяла его из библиотеки после того, как накануне рассказала о том, как ей нравится это произведение. Там же лежала кожаная папка для заметок о банши. Когда молодой человек подошел чтобы взять ее, то увидел под ней раскрытую тетрадь. Это была именно та тетрадь, которую Эйлиш держала на коленях в птичнике. Под шелковой обложкой было множество исписанных каллиграфическим почерком страниц. Оливер улыбнулся, увидев, что у девушки была привычка записывать на полях музыкальные отрывки, которые, должно быть, приходили ей в голову, когда она позволяла мечтаниям уносить ее далеко-далеко. Сначала Оливер подумал, что это дневник и собирался отложить его подальше, чтобы не поддаться искушению прочитать. Но, бросив-таки взгляд на страницы, он понял, то, что там написано, никак не могло прийти в голову Эйлиш, которую он так хорошо знал.

« Воскресенье , 9 февраля 1903 года

Майред , как бы я хотел , чтобы ты снова была рядом со мной . Майред , когда я смотрю на твой портрет , то не могу понять , почему это должно было случиться . Твой портрет находится под стойкой , и я всегда смотрю на него , смотрю каждый раз , когда вытираю стаканы и разливаю пиво , смотрю на Фиону и вижу , как она на тебя похожа . Майред , наш дом пуст без тебя ».

« Понедельник , 17 февраля 1903 года

Не могу забыть , что сказал мне Патрик в нашу последнюю встречу . Думай о Лисморе [5] , сказал он мне . Думай о Лисморе и о нас в Лисморе , об отце и матери , и обо всем , что мы делали , когда мир был лучше . Патрик , я знаю , что ты хотел улучшить этот мир , но все чего ты достиг , это разрушить мир отца , матери и мой . И в моих воспоминаниях о Лисморе холодно как никогда , каждую ночь я вижу нас четверых , но больше нет , ни улыбок , ни иллюзий , ни мечтаний о лучшем мире . Мне кажется , что ты унес мир с собой , Патрик . Мир всех нас ».

« Пятница , 7 марта 1903 года

Дождь , еще больше дождя . Поезд мчится по полям , Оксфорд все ближе и ближе , за спиной Лондон со своим туманом , который словно происходит из сердец его жителей . В порядке ли едущая в соседнем вагоне аппаратура ? Надо бы пойти взглянуть . Скоро мы приедем в Ридинг , Роберт выходит в Ридинге . Надо спросить его про жену и дочь , хоть мне и больно слышать о его счастье . Он заслужил его , у меня нет права завидовать жизни Роберта . Беатрис . Моя Беатрис . Если бы я мог увидеть тебя . Моя маленькая Роксана , если бы я мог поговорить с тобой …»

Оливер застыл как громом пораженный, тетрадь так дрожала у него в руках, что ему пришлось сесть у окна, чтобы не уронить ее. Как Эйлиш могла узнать о существовании Беатрис и Роксаны? Он продолжил чтение, недоумевая все больше и больше.

« Суббота , 8 марта 1903 года

Жарко , жарко , жарко , жарко , ЖАРКО . Не понимаю , как может быть так жарко ! Дэвис сказал , что я могу взять на себя следующие ящики , куда только что положили кольца из керамики . Бедный Дэвис , бедный и глупый Дэвис . Знал бы он , что происходит на раскопках . Иногда чем меньше знаешь , тем лучше . Когда Дэвис узнает про эти ящики , будет слишком поздно что - либо изменить . Когда Дэвис узнает про зеркало , я буду далеко отсюда . Бедный Дэвис , если бы ты лучше соображал , то не доверял бы даже своей тени

Оливер нервно сглотнул. Этому не было объяснения. Он и предположить не мог, что Лайнел, зная идеализм Эйлиш, рассказал бы ей всю правду о происходившем на раскопках в Долине Цариц. Но то, что Оливер только что прочитал, не особо отличалось от того, что написал бы сам Лайнел в дневнике, если бы он у него был. Лайнел всегда считал дневники прерогативой школьниц, авторов сентиментальных романов и институток, имеющих склонность влюбляться в своих патронов. Совершенно растерянный, Оливер продолжил читать…

« Понедельник , 10 марта 1903 года .

Labor omnia vincit improbus («Терпенье и труд все перетрут»). Из моего окна я могу наблюдать почти за всеми студентами в любое время дня. Между F и M слишком много букв. Мне скучно, скучно, скучно.

Когда-нибудь я вышвырну словари из окна. Litterae non dant panem («Словом сыт не будешь»). И что я буду тогда делать? На что надеяться? Как же я завидую тем, кто может жить своими мечтами. Если бы за каждую мечту давали золотой, я был бы самым богатым студентом в колледже. Скоро закат и солнце ослепит меня. Этот прекрасный город с его сонными шпилями. Я чувствую себя пронзенным этими шпилями. Чувствую, словно день за днем упускаю жизнь, она словно соскальзывает с этих пинаклей[6]. Я словно превращаюсь в горгулью, которая никогда не покинет этих мест».

Он с шумом выдохнул. Тетрадь упала ему на колени и соскользнула на пол. Оливер уставился на акварель, которую Эйлиш спрятала меж страниц. На ней был изображен интерьер какого-то здания. Внутренний двор, окруженный высокими стенами песочного цвета с большим газоном в центре и сотней маленьких точек, в которых не трудно было распознать множество людей. Оливера прошиб пот, когда он понял, что это — вид на двор Бейлиол-колледжа, открывающийся из окна его комнаты и который он наблюдал миллион раз, сидя за столом у окна. Даже листья, окружавшие композицию, напоминали плющ, обвивавший каменные плиты.

Звук приближающихся шагов по коридору заставил Оливера быстро нагнуться и поднять тетрадь и акварель. Он положил все обратно в кресло у окна, чувствуя, как дрожат его ноги, и попытался принять беспечный вид, направляясь к двери. Дверь открылась и Эйлиш заглянула в комнату. Сначала она удивилась, увидев Оливера в своей спальне, но тут же улыбнулась так, как умела улыбаться только она.