Кредо холопа

22
18
20
22
24
26
28
30

– А вот и неправильно! – злорадно воскликнул Гриша. – Потому что если бы ты к Титу на расстояние поцелуя приблизилась и понюхала, тебя или паралич бы разбил, или синдром Дауна накрыл. Если Тита бросить в реку, всплывут даже водоросли. Если Тита зарыть в поле, то на этом поле ничего не вырастет. И никогда. Но это еще половина трагедии. Самое страшное в том, что у него клапан не держит. То ли сорвали ему его, то ли уродился с бракованным, но поп-музыка вообще не прекращается. Там, блин, у всех с этим проблема. И так они громко выдают, что даже вздрагиваешь и на небо смотришь – не сверкнет ли молния.

– Возможно, это обусловлено особенностями холопского питания, – предположила Ярославна.

– Питание там тоже не дай бог! – пожаловался Гриша. – Вообще удивляюсь, как эти бедолаги еще живы. Если бы меня так с детства кормили, я бы до своих лет не дотянул.

– Насколько нам известно, среди холопов очень высокая смертность, в особенности детская, – сообщила Ярославна. – Три младенца из четырех не доживают до месячного возраста. Из оставшихся половина умирает до года. Выживают лишь самые крепкие и выносливые. Но высокая смертность компенсируется обильным приплодом. Женщины, отобранные на племя, начиная с двенадцати лет, постоянно находятся в состоянии беременности.

– А что, нельзя разве кормить людей по-человечески, ну и лекарства им какие-нибудь давать, если заболеют? – задал Гриша вопрос, который мучил его с первой минуты пребывания в ином мире. – Я типа не о черной икре говорю и не о вырезке, но хотя бы картошку какую-нибудь вареную давали бы, супчик на костях. Компот. Сытые ведь и здоровее, и живут дольше, и болеют меньше. Вот Колька Скунс никогда гриппом не болеет. А почему? Потому что жрет много и охотно. С другой стороны, была у меня подруга одна, которая вечно на каких-то диетах сидела, так, блин, она вообще не выздоравливала. Помню, придешь к ней, а у нее стабильно понос и марлевая повязка на морде. То есть никакого сексуального разнообразия.

– По всей видимости, хозяев мало заботит здоровье холопов и их долголетние, – сделала вывод Ярославна. – Благодаря высокой рождаемости пополняется естественная убыль. А создание для холопов приемлемых жизненных условий неизбежно будет сопряжено с финансовыми затратами.

– Да я, типа, понял, не тупой, – проворчал Гриша. – Это ты меня не поняла. Что бабки каждому жалко, это ясно. Меня тоже жаба душила, когда приходилось Машке подарки покупать. Жаба сильная, часто побеждала. Но там другое. Там нарочно ждут, когда картошка сгниет, и только потом ее, уже гнилую, скармливают холопам. И спят там холопы на земле, точнее, на охапках грязного сена. Сено это, похоже, вообще никогда не меняют, оно уже черное и благоухает так, что глаза режет. А я там, в поле, видел скирд, здоровенный, сука, тоже черный, похоже, сено несколько лет назад заскирдовали и бросили. Почему не взять оттуда сена и не заменить его на лежанках? Оно же все равно там без дела гниет.

– Хм, не знаю, – задумчиво проговорила Ярославна. – Если все так, как ты говоришь….

– Так и есть! – возмущенно крикнул Гриша. – Я тебе не гонщик. За базар конкретно отвечаю.

– В таком случае, не понимаю. Если подумать, то во всем этом должен быть какой-то смысл. Ведь не из простой же вредности они это делают. А вообще ты молодец, что подметил это. Прочие операторы ни о чем таком не сообщали.

Гриша от похвалы весь расцвел, как задница под розгами. Хвалили его в жизни редко, чаще критиковали или просто осыпали оскорблениями. Насытившись грубостью окружающих индивидов, Гриша выработал защитную реакцию – превентивное хамство. Теперь не ждал, пока обидят, первый кидался и не скупился в выражениях. Бабки у подъезда Гришу боялись, как огня – спуску он старым кошелкам не давал. Не успевали они еще рта открыть, чтобы высказать ему за громкую музыку в три часа ночи и оправление естественных потребностей в подъезде, как Гриша первый набрасывался на них, сжав кулаки и вылупив глаза. Бабки в мановение ока оказывались поставлены на место. Гриша или запугивал их громким и свирепым ревом, или сыпал страшными угрозами, обещая навалить на коврики перед их квартирами или талантливо измазать двери фекалиями. А одну вредную старушенцию Гриша однажды так сильно напугал, с криком бросившись на нее из-за угла, что она при его появлении сразу пряталась под лавку.

– Я вообще сообразительный, – приврал Гриша, набивая себе цену. – В школе на хорошем счету был, учителя говорили, что таких талантливых учеников у них еще не было. Когда, после девятого, собрался в ПТУ идти, физик на коленях за мной ползал, умолял остаться. Говорил, что если уйду, то хоть школу закрывай.

– Ты учился в школе для особенных детей? – уточнила Ярославна, пряча улыбку.

– Да! – кивнул Гриша. – Для необычных. Обычных туда не брали.

При этом он вспомнил своего учителя физики, который, узнав о том, что Гриша покидает их после девятого класса, упал на колени прямо во время урока и стал горячо благодарить всевышнего за эту милость. Не то чтобы Гриша вел себя на уроках особенно плохо, но он своими умелыми руками переломал всю аппаратуру, так что проводить опыты стало не на чем. Когда на уроке дали задание собрать электрическую цепь, Гриша включил в эту цепь и сидящую впереди одноклассницу. У всех в конце опыта загорелась лампочка, а у Гриши затряслась девочка.

На уроке химии он одним движением угробил два микроскопа: на один микроскоп села муха, вторым Гриша попытался ее убить.

– Почему же при таких выдающихся способностях ты не продолжил учиться? – спросила Ярославна, уже откровенно издеваясь, но Гриша, чей взгляд зацепился за такую близкую и прекрасную грудь собеседницы, скрытую всего лишь тонкой блузочкой да бюстгальтером, потерял связь с реальностью и ни на что не обращал внимания.

– Да я хотел, – промямлил он, держа правую руку левой. Правая рука рвалась туда, к двум холмикам, только и ждущим, чтобы их погладили, потискали, увлажнили языком, левая, не вышедшая из-под контроля, держала ее и не пускала. – Хотел я, да. Но не сложилось…. И вообще, хватит уже обо мне говорить. Давай говорить о тебе. Так у тебя есть кто-нибудь, или нет?

– Почему тебя это так интересует?

– Шутишь? Ты себя в зеркале видела? Если видела, зачем глупые вопросы задаешь?