Творец счастья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мужественный, – находит подходящее слово Варя, а потом продолжает. – Сильный и смелый. И такой соблазнительный, когда почти голый под одеялком прячется. Хи-хи… Раньше я не обращала на него особого внимания, потому что он старался «не отсвечивать», где-то рядом с тобой топтался, а близко не подходил. А сейчас, Катюха, я его разглядела. У-у-у! – опять восторгается подруга, а потом признается. – И честно, вот к нему бы заявилась среди ночи, типа ошиблась адресом и, как мы с тобой прикалывались, помнишь, попросила бы его чайком меня напоить и обогреть. Он бы точно не выставил за дверь.

– Это, да, – соглашаюсь я. – Есть в нем что-то такое, что располагает к доверию. К такому за защитой и «сугревом» обращаться не стыдно.

– Ладно, Катюх, пойду уже. А то меня хватятся, и ругаться будут. Если что, звони, приеду завтра.

Закончив разговор с Варей, ложусь на кровать и утыкаюсь в подушку. Отдаленно слышу шум у входной двери и тихий голос отца. Не буду выходить. Не хочу с ним разговаривать. Хочу остаться одна, жалеть себя и злиться на него. А еще хочется тешить себя надеждой, что когда-нибудь еще увижу Кирилла.

Вспоминаю, что еще недавно я пыталась не влипнуть в чувства к нему. Надо было еще тогда найти способ отгородиться от него. Да, где там?! Разве это было возможно? Как он был настойчив, как добивался встреч со мной! И что теперь? Неужели он вот так, просто может вычеркнуть все это из памяти и жить дальше?

Знаю, что отец должен был сегодня, после визита в Министерство обороны, заехать к Кириллу в офис. Должен был, но сделал ли это? Может, его гордость не позволила пойти к Рузанову со словами: «Я был не прав». Отец ведь вернулся один.

Невольные слезы уже проложили мокрые дорожки на щеках и мне приходится вытирать их рукавом халата.

Где сейчас твоя настойчивость, вредный Котяра?! Ты всегда шел напролом, делал то, что хотел, и плевать тебе было на мнение других. Почему сейчас ты отступил? Согласился с отцом, что без тебя мне будет лучше, спокойнее и безопаснее? Зачем ты согласился?

Хотя, что я себя терзаю? Ведь с самого начала было понятно, что поиграет со мной, а потом бросит. И вот, насупило это, то самое «потом».

Не знаю, как долго валяюсь уже, прокручивая тяжелые, липкие и горькие мысли. Хочется вообще выключить мозг и остаться в полной тишине и в полной темноте. Но нет у меня кнопки «off», а жаль…

Слышу, как родители тихо переговариваются, под их ногами скрипят половицы, а в мою комнату потихоньку просачивается ванильный аромат пекущегося в духовке торта.

Уют родительского дома. В другой день, в хороший день, я бы обрадовалась, что у меня есть этот уютный родительский дом. Но не сегодня… Сегодня это все кажется просто издевательством над моей бедной душой. Они там вдвоем на кухне, им там хорошо, они любят друг друга и они вместе, а я тут слезами заливаюсь. Несправедливо!

Я что чувствую себя бедной, несчастной, брошенной, никчемной, мелкой … мышью?! Мля-я-я! Да нихрена! Я бандитов так не испугалась, как гнева отца. Да, не может быть! Вот бандиты бы убили – их надо было бояться. А отец? Он же не убьет, даже если я пойду против его воли. Так, а ну воспрянем духом!

Сажусь на кровати и ожесточенно вытираю слезы. А ну, мышь-самурай, просыпайся уже, взбодрись! Сейчас выйду на кухню и выдам все, что думаю по этому поводу. И пусть он попытается меня перебить своим басом – я его перепищу все равно! Высокие децибелы еще никто не отменял! А завтра к Кириллу в офис поеду. Сама. И скажу, что все его клятвы моему папочке любимому – отменяются! Тогда, только тогда, если бросит меня Рузанов, вот только тогда буду слезы лить.

Вытерев мокрые щеки, воинственно настроившись, направляюсь в кухню. Но стоило мне только выйти из комнаты, как раздается стук во входную дверь. Громкий такой стук, решительный. Замираю на пороге своей комнаты, прислушиваюсь. Кто там так барабанит?

Слышу, как отец пошлепал тапками к входной двери. Через минуту все шумы заглушает басистый диалог.

Незнакомец:

– Доброго вечера, Андрей Данилович!

Отец:

– И вам не хворать.