После нашего разрыва (ЛП)

― Вайолет, ― сказал он мягко, и теперь его голос внезапно изменился, когда она сопоставила его со своими воспоминаниями. Он был более глубоким и хриплым, чем она помнила, будто он курил в течение многих лет или часто кричал. ― Как цветок.

― Вайолет-как-цветок, ― повторила она шепотом, глядя на него, ища Зака Обри, которого она знала раньше в этом мускулистом, татуированном, с пирсингом, лохматом рокере. Казалось невозможным соединить двух совершенно разных людей. Зак Йельского университета был худым и бледным ― неуклюжим и задумчивым подростком.

Она подошла ближе к нему и, вздохнув с облегчением, увидела сходство. Его волосы, которые были собраны в хвост, все еще были темно каштанового цвета, который она помнила.

И его глаза. Она была достаточно близко, чтобы видеть, что его глаза были такими же завораживающе серыми.

Это он, прошептало сердце.

Ее пульс участился, когда она заметила маленькую коричневую родинку под левым глазом и нервно облизнула губы.

Его глаза задержались на ее губах на секунду, прежде чем медленно скользнули по ее телу, остановившись на ее груди и выдохнув отчаянно дрожащим дыханием, потом опустились ниже. Поймав себя на непристойном поведении, что совершенно не соответствовало Заку, который стоял перед ней, его взгляд метнулся к ее глазам после того, как задержался на ее бедрах, и его щеки покраснели.

― Вайолет, ― повторил он неровным, хриплым голосом. Он не улыбался ей; просто смотрел на нее обжигающим, пристальным взглядом, который она помнила. Парень смотрел на нее так много раз, сидя за столом напротив нее в своей комнате в общежитии, его напряженный взгляд был грустным и не уверенным, прежде чем он заставлял себя отвести его.

Его лицо постепенно смягчилось, и неожиданно для нее он усмехнулся, одновременно заинтересовано и удивленно. Она почувствовала, что он пытается решить, что сказать или сделать дальше, она была также растерянна. Зак Обри стоял перед ней спустя все эти годы. Зак Обри, о котором она думала, по крайней мере, один раз в день с тех пор, как девять лет назад они простились с ним в Йеле. Проклятье ее сердце трепетало, а ее легкие горели, а пальцы дрожали, как будто ей было девятнадцать.

Он потирал нижнюю губу большим пальцем, и это простое, знакомое действие расширило глаза, когда он изумленно уставился на нее. Его губы, все еще такие великолепные, заметила она, наконец, изогнулись в полноценной улыбке, которая стала более уверенной и дерзкой, это было что-то новенькое.

― Боже мой, Вайолет. Вайолет Смит. Как дела? Черт. Что ты здесь делаешь?

Вайолет слегка усмехнулась, без сомнения, отойдя от шока, когда он нагнулся обратно в багажник за длинным черным нейлоновым мешком, который он уронил. Синтезатор, скорее всего, расстроен.

Он повернулся к ней лицом, и она осознала, насколько сильно он изменился со времен учебы в колледже. Большой. Широкий. Взрослый. И обжигающе горячий.

― Я тебя не узнала. Зак. Совсем. Не может быть.

― Сколько прошло? Лет десять?

― Девять, ― если быть точнее.

― Ты показалась хорошо знакомой мне, но ты выглядишь совершенно иначе… И Гринвич...

― Да,― сказала она. ― Я сейчас там живу.

― Гринвич, да? Странный выбор для Мисс Хиппи Бохемиан, девушки, которая собиралась стать следующим поэтом-лауреатом и жила, питаясь литературой Джека Керуака (прим.: американский писатель, поэт, важнейший представитель литературы «бит-поколения»).

Она задалась вопросом, отразилось ли на ее лице потрясение, которое она испытала при подобном описании девушки, которой была.