— Не думаю, — сказала старшая сестра. — Олору наверняка даже и не пытался это сделать.
— Тише, — шикнула мать. Поднявшись из-за стола, она долила масла в лампы. Живой теплый свет немного взбодрил всех троих. И тут младшая зашлась криком:
— Мама, взгляни, у твоих ног! И у моих тоже!
— О боги, ну что еще? — воскликнула старая женщина, опуская глаза.
Но увидела всего лишь собственную тень на полу. Она пожала плечами, но, переведя взгляд, обнаружила, что ее дочь не отбрасывает тени. Вокруг девушки было ровное пятно света, словно кто-то просто выкрал тень у нее из-под ног.
— Милостивые боги, защитите ее! — прошептала вдова.
— Меня тоже, — не без сарказма заявила старшая дочь. — Потому что моей тени при мне тоже нет.
Это теперь тенью называется просто та часть света, которую закрывает какая-либо форма. Но в некоторых странах плоской земли тень считалась вместилищем души или по меньшей мере той ее части, что имеет какое-то физическое выражение. Тень не была просто тенью. Тот, кто терял свою тень, терял некую часть себя — иначе каким образом свет беспрепятственно проходил сквозь него? И то, что тень исчезала, считалось весьма дурным предзнаменованием.
Сестры, рыдая, бросились к матери, и та утешала их, как могла.
Внезапно старшая подняла мокрое от слез лицо и отчеканила:
— Это делишки нашего братца! Он что-то сделал с нами на потеху своему господину. — Она отерла глаза и пригладила растрепавшиеся волосы.
— Скорбь дает дорогу гневу. Я поднимусь к ним и спрошу, чего они хотели добиться, делая это.
— Нет, пожалуйста, дорогая, не ходи, ради нашей же безопасности…
— Нет, я пойду. Ранить плоть уже считается достойным осуждения делом. Но похищать души — это уже слишком! И если будет на то воля добрых богов, я добьюсь от этих двоих правды.
Бедная девушка заблуждалась: уже в то время богам не было никакого дела до человечьего племени. Но, не зная этого, она решительно направилась к выходу из залы. Там она застала посапывающего у порога слугу, обошла его и направилась прямо к парадной спальне. Встав перед дверью, она с силой стукнула по дереву костяшками пальцев и крикнула:
— Немедленно впустите меня!
Ответа не последовало.
— В таком случае я вхожу! — заявила девушка. И, толкнув незапертую дверь, шагнула в спальню.
И в первый момент не узнала ее. Большая комната была залита ярким светом — десятки, сотни белых длинных свечей горели в ней. И тем темнее казались сгустки мрака, что сновали туда-сюда в этом ярком сиянии.
И эти призрачные формы не только двигались — они бормотали, бранились, стонали и вздыхали — девушка не знала, заклинания это или просто жалобы на незавидную участь. Волосы у нее на голове приподнялись и зашевелились, жуткий холодок пробежал по спине. Посреди комнаты, в танце теней и света, лежал герцог — неподвижный и бездыханный. Если это и был сон, то очень близкий к смерти. Девушка так перепугалась, что, не глядя, шагнула назад к двери, думая только о том, как бы сбежать из этой ужасной комнаты.