Поравнявшийся с машиной огромный сутулый орк с инте ресом следил за процессом, вглядываясь через запотевшее, покрытое росой стекло. Лаки поймал этот взгляд, в котором отражались все первобытные инстинкты разом, и попытался втянуться под кресло.
Дальше было хуже.
Окончательно проснувшийся Алинкин организм пожелал отлить.
Орк смотрел.
Выходить из машинки под таким взглядом, имея в качестве защиты далекую Марусю, маленький ножик и щенка, было немыслимо. Алинка похватала пледы, принялась закрывать окна, и, обливаясь ужасом и стыдом, наконец пристроилась над кубком. Кровь оглушительно стучала в виски; девушке казалось, что ничего более безумного и постыдного она не делала никогда в жизни.
Приоткрыв дверцу, она с омерзением выплеснула теплую жидкость вон, а кубок долго терла влажными салфетками.
Так начался новый день.
Маруся подходила еще несколько раз, какое-то время они ехали в «смарте». Северянка была не похмельна, но от бессонной ночи на ее округлом лице пролегли тени. Алина раньше не замечала возраста Маруси за их веселым беспечным щебетом и девичьими приколами. Теперь она видела перед собою трепаную жизнью бабу, широко перешагнувшую за тридцатник. Но эта баба удивительным образом железной дланью пыталась провести их суденышко мимо рифов.
И небезуспешно – на шее у Маруси болтался кожаный шнур с корявой золотой птичкой, размером с половину Марусиной ладошки.
– Этот подарил… Мардук, Мурбук… – ответила северянка, поймав вопросительный взгляд. – Пьяный-то мужик завсегда щедрый… Ты ела? – спросила она и шевельнула разбросанные по салону фантики. – Дай и мне.
Батончики она тоже не стала, с треском развернула пакет с вермишелью и аппетитно захрупала.
– Самогонку твою всю выпили, хорошая самогонка. Смеялись, пели… А есть я с ними не могу, – хрипло сказала она. – Все время ту историю вспоминаю про геологов. Ты, может, по телевизору видела ее. Ну когда пошли в поход их четверо… а вернулись в зиму уже… двое. Этому племени, я вижу, своих жрать привычно.
– Я сделала, как ты сказала, Марусь, – устало отозвалась Алинка. – В кубок… и за окошко. Провоцировать… как дядя Юра говорил… провоцировать нельзя. Силы неравны…
Полная Марусина рука обхватила Алинкины плечи, встряхнула.
– Держись. Говорят, до дракона чуть осталось. Они срезали, короткую тропу нашли. Интересный вроде народ, конечно. Мужики во какие. Бабы и правда страшные. Неприсмотренные какие-то, своей силы не понимают. Мужики… им бы руку тут жесткую. У нас председатель был Геннадий Михайлович, еще в советское время. Я девчоночкой тогда была, а помню, как боялись его. Он помнил про всех, кто когда в запой уходит, у кого какая беда в жизни и какая радость…
Под мерное бормотание про подвиги неведомого ей Геннадия Михайловича Алинку сморило снова. На пару часов притулилась и Маруся.
Когда Алинка проснулась, уже был день, от которого не спасали никакие импровизированные шторки. Ночная прохлада сменилась жарой и почему-то необъяснимой, явно животной вонью, хотя пахнуть в машинке, кроме пса, было вроде и нечему.
Маруся опять ушла, Лаки забился под сиденье, все же проявив чудеса компактности. Один из пледов сполз с ручки, и первым, что увидела Алинка, оказалась средняя часть торса все того же орка. Оглядывая могучие ляжки, едва прикрытые кожано-клепаной юбкой, и поджарый, исполосованный шрамами мышечный пресс, девушка всхлипнула.
То ли от нервов, то ли от «доширака» с колой прихватило живот.
Алина кусала губы, примащивалась и так и эдак, подтягивая колени к подбородку, но колики не унимались. Почуяв волнение хозяйки, свербяще заскулил пес, и от этого сделалось еще хуже. Алинка схватила кубок, повертела в руках, с ненавистью отбросила прочь.
ebooksa