Алинка всхлипывала и колотилась всем тоненьким телом.
Мастер Войны тем временем колдовал над валяющимся в отключке Котярой. Взял шприц. Отложил. В мертвой тишине прозвучали звуки пощечин.
– Кот-ту!
– Мастер!
– Ты превратился снова, Кот-ту! Стал совсем негодный, совсем! И не смей тошнить здесь!
Послышались звуки истошных причитаний и просьбы дать зеркало, попить и сладенького для восстановления нервных сил. Алинка протянула мятый-перемятый, завалявшийся в одном из сотни карманов камуфляжной курточки «сникерс». Котов замурчал теперь бессвязно, причмокивая и ощупывая лицо руками.
Тайтингиль улыбнулся.
– Ты снова стал собой.
– Разницы не вижу, – фыркнул гертаец. Он снова рылся в криданских запасах тысячелетней давности, выискивая нечто одному ему известное. – Вот, держи.
Котов, выглядящий как усохшая улитка внутри орочьего доспеха, растерянно озирался в корабельной тьме. Большую стеклянную бутыль он взял рефлекторно, понюхал и отпрянул.
– Меня р-развезет же, ну, – сказал нерешительно. – И стошнит, теперь точно.
– Я не знаю, что здесь за препараты, – ответил Мастер. – Старый криданский язык, не все понимаю. Знал одно наверняка, использовал, хоть и старое. Ввести тебе неизвестное?
Котяра решительно присосался к горлышку и закашлялся.
– Вести, вывести… нет уж. Это должно быть взаимно. Ох, ядреная!
– Что станем делать, союзник? – спросил Тайтингиль. – Что? Где мы? И когда – мы?
– Я не знаю, – ответил Мастер Войны. Он стоял, чуть покачивая в руках объемный шарообразный предмет. – Не знаю. Корабль почти не жива. Приборы не функционируют. Сигнала нет. Это старая модель, такая… дрянь… – Гертаец закашлялся согласными. – Здесь нет даже… нечем подать сигнал. Маяк – вот. Отдельный.
Алинка потянулась глянуть.
– И как он работает?
– Надо сообщить о том, что мы потерпели бедствие. И вывести его наружу.
– Что сообщать?