— Но я тоже не могу поверить в чужеродных родителей, — задумчиво добавил Майкл. — Обезьяна с Шекспиром — подающий надежды парень по сравнению с далеким филантропом, подарившим нам бессмертие, спрятав его в межзвездную ракету. Он близок и удобен — он раньше мог прислать нам гены, произведшие наши умные мозги, гены, давшие нам умелые руки. Они тоже родились, по словам палеонтологов, в Африке, поэтому Африка должна быть целью, в которую попадают далекие снайперы.
— Будь все это так, — заметил Томас, — мы могли бы справедливо сказать, чем на самом деле является человек. Сгустком генетических нитей и клочков! Мы могли бы думать о наших творцах, как о плохих и беспечных родителях, отцах, давших свое семя в несчастливые чресла в ночь без любви и затем исчезнувших, оставив свои чада для жизни в борьбе и розни, без заботы и доброго совета, кроме данных матушкой-природой.
Майкл не смеялся, но его слезы высохли.
— Ты не очень доверяешь отцам, — проворчал он.
Томас Саузерн взглянул на сына, как бы почувствовав упрек.
Майкл поймал этот взгляд и тотчас же пожалел о своей невнимательности. Он знал, что был поздним ребенком для отца — его мать была моложе, — но Томас Саузерн отодвинул свое превращение до его пятнадцатилетия, и почти все считали этот сдвиг оправданным. Уже после своего превращения старший Саузерн много времени провел за рубежом, но всегда заботился о своей семье. Когда с Майклом случилось несчастье, отец приходил ежедневно целый месяц, чтобы сидеть у больничной койки. Майкл знал, он не может обижаться на родителей, они не были виноваты ни в его несчастье, ни в его иммунитете к бессмертию.
— Извини, — сказал Майкл, — никак не избавлюсь от мысли, что я тебя как-то глупо подвел. Одно накладывается на другое. Несчастный случай был неудачей, но его бы я пережил. Узнать же, что у меня неизлечимый синдром Кордери, это слишком. Понимаешь, слишком?
Майкл опять вытер навернувшиеся слезы, хотя и старался не плакать. Он не отказался бы увидеть слезы в глазах отца. Это позволило бы ему выплакаться и показало бы, что его отец, будучи бессмертным, все же волнуется за него, как и раньше.
Но глаза Томаса Саузерна были сухими.
Бессмертные плакали редко, и никто не знал почему.
В их глазах слезы не появлялись. Когда-то утверждали, что вампиры не плачут, но это неправда. То же говорили о ведьмах; это тоже не было правдой, если ведьмы вообще когда-либо существовали.
— Да, это слишком, — согласился отец. — И это значит, что ты должен быть мужественным. Ты слишком хорош, чтобы быть побежденным, даже таким тяжким испытанием. Обычным человеком быть недостаточно — ты должен стать героем. Обычные люди тоже могут быть героями. Это доказано.
— Доказано и то, — заметил Майкл, — что некоторые из них не могут.
— Но у тебя есть выбор.
Майкл пожал плечами.
— Что ты думаешь? — спросил он, переводя разговор на более безопасную тему, — о метеоре Адамавары. Если ДНК — внеземная, как она смогла присоединиться к игрек-хромосоме, будто всегда там была?
— Один Бог знает, — сказал мягко Томас Саузерн. ПОКА.
— А ты во что веришь?
— Речь не о вере. Мы можем только рассуждать. Внеземные снайперы маловероятны, но можно предположить, что жизнь и ДНК рассеяны по всей Вселенной. Не отрицаю — это удобная гипотеза. Астрономы уверяют, что солнце — это звезда второго поколения и что все тяжелые планеты Солнечной системы — это остатки сверхновой, вспыхнувшей миллиарды лет назад. Может быть, пространство, в котором скользит Солнечная система вокруг центра Галактики, насыщено генетическими обломками ранее существовавшей экосферы или, вероятнее, тысяч экосфер. Возможно, историю жизни на Земле мы пересказываем, вспоминаем фразу за фразой, легенду за легендой. Возможно, мы не просто движемся от не существования к уничтожению, через бессмертие и атомную бомбу. Возможно, мы похожи на обезьяну за пишущей машинкой, исключая момент, когда она напечатала: “Быть или не быть…” — и остановилась, чтобы набраться вдохновения, глядя в пустую темноту, и вдруг натолкнулась на продолжение фразы: “…вот в чем вопрос”. Возможно, жизнь не совсем то, что находится здесь, в нашем крошечном уголке бесконечности, но она везде и создает экосферы и виды жизни, которые, даже если они расцветают и сразу увядают, оставляют следы в вакууме: мельчайшие молекулы, движущиеся и оседающие всегда, везде, где они могут закрепиться и проникнуть дальше, несмотря на взрывы звезд и бесконечное расширение Вселенной.
Дело не в научной вере, Майкл, а в религиозной. Возможно, как раз она и нужна нам, чтобы понять себя, как наши предки верили в Бога-покровителя, старейшины Адамавары — в Олоруна, Шанго и Олори-мерина. Может быть, тебе надо посмотреть вне себя — далеко, насколько возможно, чтобы вычислить, где твое место. Возможно, тебе следует спросить себя: “ПОЧЕМУ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ СО МНОЙ?” Предположим, что метеор не упал в Африку тысячу триста лет назад. Что значит тысяча триста лет в вечности, если не мгновение: ты смог бы соизмерить свои трудности с судьбой всего рода человеческого. Но метеор мог прилететь завтра или совсем не явиться, и мы все равно были бы частичкой той же обширной раскрывающейся истории, и у нас оставалась бы наша роль, наша минута на сцене, наша маленькая легенда. Я не думаю, что мы можем считать себя незначительной мелочью. Ни Землю, ни человечество, ни одну из наших жизней.
ebooksa