Суперанимал

Харон медленно поехал в сторону центра. Когда он увидел голосующую девушку, у него появилось предчувствие, что и сегодня придется «поработать» сверхурочно. Посмотрел по сторонам – улица была пуста, словно с обеих сторон перекрыли движение. Хотел проехать мимо, но девушка, отчаянно размахивая руками, выскочила на проезжую часть и буквально бросилась на капот. Он остановился и открыл дверь. От судьбы не уйдешь.

Девушку не надо было ни о чем спрашивать. И так ясно, что она опаздывала на самое важное в ее жизни свидание. Кто-кто, а Харон точно знал, КАКОЕ свидание самое важное…

Девушка была некрасива и наивна. Он посоветовал ей отложить встречу, но она даже не услышала его, взлетев куда-то очень высоко на «чертовом колесе» любви.

Подбросив ее до того места, где она попросила остановиться, он сделал еще одну попытку. Похоже, она приняла его за пожилого импотента с грязной фантазией.

Он провожал ее взглядом до тех пор, пока она не начала перебегать улицу. Потом в хрупкую фигурку врезался на полном ходу тяжелый «кентавр», но Харон уже не смотрел в ту сторону. Его работа была выполнена. Теперь он имел полное право на отдых и думал лишь о том, как приятно и с пользой провести время.

Для начала он отправился в хороший ресторан – ибо нет ничего хуже, чем потреблять духовную пищу на пустой желудок. Харон знал толк не только в женщинах, но и в еде. И в винах. О винах он мог бы написать эссе, если бы испытывал в этом хоть малейшую потребность. Среди вин были свои вспыльчивые брюнетки и терпкие, томные шатенки. Испорченные нимфетки, примитивные, жадные сучки, рыжие стервы. Были те, чей вкус означал обман, пустой флирт, чистоту, жестокость. И еще десятки, сотни оттенков, характеров, свойств. В общем, есть из чего выбрать. Правда, ни одно из вин не могло сравниться с кровью.

* * *

…Сидя в одиночестве за столиком в ресторане, ощущая во рту импрессионистскую толчею вкусов – гармоничную, как шорох дождя, – слушая живую джазовую музыку, тихо ускользающую – нота за нотой, секунда за секундой, – отдыхая взглядом на колеблющихся рембрандтовских пятнах горящих свечей, Харон понимал, что это лучшие минуты его жизни. Никакого мифического «счастья» уже не будет. Нечего ждать, не на что надеяться… Подобные мысли убивали веру, зато стимулировали аппетит.

Когда он попросил счет, возле его столика появился жизнерадостный толстяк, который не так давно стал владельцем ночного клуба «Шесть сердец». Это произошло не без помощи Харона, но, зная людей, он не рассчитывал на благодарность. Ему было приятно, что хотя бы изредка он ошибался. Позавчера владелец клуба прислал на его домашний адрес ящик отличного вина, а сейчас пожелал проводить Харона до машины и попутно сообщил, что для «дорогого гостя» двери клуба всегда открыты.

Они распрощались как давние друзья. Но у Харона не получалось заводить друзей – те не задерживались надолго. Максимум тридцать – сорок лет…

Он отъехал, осыпанный незаслуженными комплиментами. Возможно, владелец клуба был бы более сдержан, если бы знал, что его ожидает. Он махал ручкой, стоя на ступеньках перед рестораном, когда очередь из проезжавшего мимо «минотавра» разворотила его толстый живот и заодно разнесла вдребезги стеклянные двери.

«Конкуренция», – подумал Харон со вздохом. Он не остановился. Печальный опыт подсказывал ему, что этого не следует делать ни в коем случае. Бедняге уже ничем не поможешь, а потому не стоит осложнять себе жизнь.

Итого два трупа. Многовато для одного вечера. И это не считая пятерых на официальной работе. Тяжелый день. Чертовски тяжелый день! Надо было чем-то компенсировать эту тяжесть…

В качестве компенсации Харон отправился в оперный театр. Он был сыт и возбужден ровно настолько, чтобы острота восприятия стала максимальной. Тем не менее большую часть времени он просто ждал. Ждал волшебных мгновений. Ждал, когда звезды приоткроют свою тайну. Ждал, когда из ледяной глотки вечной зимы вдруг каким-то чудом дохнет щемящими ароматами весны. Волшебство, колдовство, наваждение… В любом слишком длинном произведении было несколько тактов, слов, звуков, движений, ради которых стоило терпеть помпезные увертюры, напыщенные тирады размалеванных гримом глупцов, нудные или бессмысленные рассуждения, пережевывать банальности, следовать избитому, в сущности, сюжету: жизнь – тщетные поиски счастья – смерть…

И Харон дождался. Когда он услышал «Смейся, паяц, над разбитой любовью», у него по спине побежали мурашки восторга.

В следующие несколько мгновений он снова почувствовал, что принадлежит вечности, поправшей неумолимое время, и готов был поверить, что отлетевшие души и впрямь есть вибрации космоса, наполняющие мир нечеловеческой таинственной музыкой… Две смерти подряд придавали особую интенсивность его ощущению полноты существования. Близкое соседство небытия заставляло трепетать и плакать, испытывая слепую, безадресную благодарность…

* * *

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Он вернулся на грешную землю. Его окружали люди, испытавшие столь же глубокое потрясение. Кроме того, он знал, что некоторые из них вскоре придут к нему, чтобы заполнить соответствующие бумаги. И он никого не разочарует.

В очередной раз он убедился в том, что не прогадал, согласившись на эту работу. Он просто честно выполнит ее, как выполнял в течение последних шести тысяч лет.

Январь 2002 г.

Примечания

1