— Спасибо, Олег, но, честно говоря, ты мне нужен больше здесь. Я не могу оставить церковь без присмотра, а ты единственный кому я доверяю.
Олег насупился. С одной стороны его злило то, что его оставляют здесь, но с другой — ему было приятно такое доверие. Виталик был прав, только Олег знал всю структуру работы. Он мог подписать любой документ, который имел бы такую же силу, как и с подписью пастора. Все его знали и всегда с готовностью выслушивали рекомендации и никогда не обижались на замечания Олега Евгеньевича.
Все равно Адвокат считал, что он нужнее в Киеве, но если Виталик решил, что ему нужно остаться, значит именно так и будет. Он посмотрел на пастора, и ему почему-то показалось, что его друг выглядит как-то особенно. Олег любил его, как своего родного брата, а может быть даже больше. Наверное, именно о такой любви говорится, когда вспоминают Давида и Ионафана.
Ему вдруг показалось, что сейчас он видит Виталия в последний раз, и на сердце стало тоскливо. Он посмотрел на друга и постарался запомнить его таким: добрым и открытым, как книга, другом, в глазах которого, можно было прочитать абсолютно все. Пастор сидел, сжимая в руках чашку остывшего кофе и смотрел, как солнце медленно карабкается все выше, к облакам. Олег обнял его одной рукой.
— Знаешь, мне как-то не по себе тебя отпускать, может позволишь мне поехать с тобой.
— Да ну, что ты, Олежка, — Виталик положил свою руку ему на плечо. — Все будет хорошо! Я поговорю с ними, объясню то, что я понимаю. Дневника у них нет, он сгорел давным-давно, а листок, вырванный из него, который привез Скуратов, не имеет особенного значения. Так что все закончится быстрее, чем мы с тобой думаем, а Свете, я думаю, будет лучше у бабушки с дедушкой.
— Тебе решать… — Олег посмотрел в ту же сторону, куда и Виталик.
Из дома выбежала Алена и, надев какие-то ботинки сорок третьего размера, зашлепала по снегу к лавочке.
— Виталий Андреевич, у вас найдется место в автобусе, ведь так?
— Что это ты задумала? — Виталик посмотрел в сторону дома — там в дверях сияла счастливая мордашка дочери. — Хорошо, что вы задумали?
Он знал, чтобы это ни было, придется согласиться. Пока дочь жила с ним, не было и дня чтобы они не придумали чего-нибудь вместе с Аленой. И если они ставили какую-то цель, сбить их с пути было невозможно.
— Я еду провожать Свету вместе с вами и никаких возражений, — она могла себе позволить так наглеть на тех правах, что считала Виталия своим вторым отцом, равно как и он её своей дочкой.
— А возражений и не будет, — он улыбнулся. — Только позвони родителям и предупреди. Мы поедем на два дня, может тебе нужно заехать что-то взять из дома.
— Пап, я дам ей все что надо.
Когда довольные девчонки скрылись за дверями, чтобы продолжить сплетничать о кавалерах, Олег в последний раз вернулся к разговору о поездке.
— Может все намного серьезней и затянется дольше, чем на два дня, вдруг они знают больше, чем мы думаем.
— Расслабься, друг, все нормально, не будем лишний раз тревожить Сипталеха.
Вокруг них все было так бело, морозно и свежо, что трудно было представить, как когда-то, до начала всех этих событий, среди иракских пустынь грянула гроза.
Тучи нагнал обычный ветер, прилетевший из Венеции. Ветер ласково играл словами странной молитвы на арамейском, которые вплелись в его сущность. Ветер подхватил и понес, преодолевая расстояние и препятствия на пути, еле различимый низкий голос мужчины, красиво напевавший молитву:
Перепуганные скорпионы разбегались по своим гнездам, сбивая друг друга с ног. Песок словно ожил, дрожа и вздымаясь волнами. Молнии освещали небо и, касаясь дюн, разрывали их пополам.