Поодаль, словно засохшее дерево, стоял высокий человек, составленный ив мраморных костей, обернутых египетскими папирусами.
— Эти уроды, почему они нас не останавливают?
— Боятся.
—
— Они испуганы, может, ранены, и теперь бродят неприкаянные. Они видели, что случилось с Ведьмой. Взгляни на них.
Они стоят, словно подпорки, словно столбы балаганов, натыканные по всему лугу, они прячутся в тени и чего-то ожидают. Чего? Уилл проглотил комок, застрявший в горле. Может быть, они вовсе и не прячутся, а расположились в ожидании начала сражения. В условленное время мистер Дак подаст сигнал, и они тотчас нас окружат. Но сигнала не было. Мистер Дак был занят. Если бы он собирался сделать это, он бы давно крикнул своим уродам. Значит? Значит, мы никогда не услышим его крика.
Уилл шел по траве.
Отец немного впереди.
Когда они проходили мимо, уроды провожали их стеклянными, блестевшими под луной глазами.
Орган сменил мелодию. Он насвистывал печально и нежно, и музыка, огибая дугу балаганов, сливалась с потоком темноты.
Он играет правильно, от начала к концу! — подумал Уилл.
Точно! Сначала он играл мелодию задом наперед. Но потом остановился и начал снова, на этот раз правильно. Что они задумали?
— Джим! — заорал Уилл во все горло.
— Шшшш!.. — оборвал его папа.
Он крикнул только потому, что услышал, как орган-каллиопа суммировал золотые годы, отмеренные вперед, он почувствовал, что Джим остался где-то в одиночестве, притянутый теплым соблазняющим притяжением, покачиваясь в такт мелодии восхода солнца; заинтересованный тем, на что может быть похоже превращение в шестнадцати, семнадцати, восемнадцатилетнего, и тогда, о, тогда и девятнадцатилетнего, и самое невероятное — в двадцатилетнего! Ветер Времени выдувал из медных труб прекрасную, веселую, манящую летнюю мелодию, и даже Уилл, услышав ее, побежал навстречу музыке, которая вырастала, словно персиковое дерево, увешанное вызревшими на солнце плодами…
Нет! — подумал он.
И вместо того, чтобы позвать навстречу притягательному и пугающему, заставить радостно подпрыгнуть, заслышав мелодию, гудение органа вызвало у него спазмы в горле, прервало дыхание, ударило в голову и ушло обратно в трубы каллиопы.
— Смотри, — тихо сказал отец.
Впереди между балаганами они увидели странное шествие.
Чем-то знакомая фигура, словно мрачный султан в паланкине, восседала на стуле, который поддерживали плечи разных размеров и форм.