— Она что, была сумасшедшей?
— Вполне возможно. О, да, даже наверняка.
— И вы подали на нее в суд?
— Да нет, не стал. В конце концов, она же не соображала, что делает.
— Вы потеряли сознание?
Мистер Лемон задумался, в его мозгу вырисовывалась картинка — настолько четкая и навязчивая, что ему не оставалось ничего другого, как облечь ее в слова.
— Нет, я помню, как встал. Я встал и сказал ей: «Что же ты делаешь?», и потом заковылял в ее сторону. Там было зеркало. Я увидел дыру в голове, глубокую-глубокую, и кровь, вытекающую из нее ручьем. Я стал похож на жертву индейца. А она, моя жена, просто стояла. Потом закричала от ужаса, уронила молоток и выбежала.
— И после этого вы упали в обморок?
— Нет, не упал. Каким-то образом я вышел на улицу и промычал, что мне нужен врач. Потом сел в автобус, представляете себе, в автобус! Да еще заплатил за проезд! И попросил высадить меня возле какой-нибудь больницы. Тут все как закричат, представляете? Потом я отключился, а, очнувшись, понял, что над раной колдует врач, прочищает ее, копается там.
Он поднял руку, и его пальцы запорхали над раной, ощупывая ее со всех сторон, — так язык дотрагивается до пустого места, на котором совсем недавно рос отличный, здоровый зуб.
— Аккуратная работа. Доктор смотрел на меня так, словно я — без минуты покойник.
— И сколько же дней вы провели в больнице?
— Два. Потом встал и принялся бродить, чувствуя себя непонятно как. А в это время жена упаковала свои вещички и улепетнула.
— Боже мой, боже мой, — вновь обретя дыхание, произнесла мисс Фремвелл — Мое сердце стучит, как сумасшедшее. Я словно бы все это вижу, слышу, чувствую. Почему, почему, ну почему же она так поступила?
— Я говорил вам: не вижу никакой причины. Просто спятила, так я думаю.
— Но, может, была какая-нибудь ссора?!..
Кровь прихлынула к щекам мистера Лемона. Он почувствовал, что дыра на лбу заполыхала, словно жерло вулкана.
— Да не было никакой ссоры, просто сидел совершенно спокойно, вот как сейчас. Днем я люблю сидеть, сняв башмаки, расстегнув рубашку…
— Может… может, у вас была другая женщина?
— Нет, никогда, ни одной!