Нескучная жизнь подполковника Чапаева

22
18
20
22
24
26
28
30

— А затем, что у трупа по фамилии Иванченко и находящегося в коме Тищука половые органы практически отсутствуют, — почти проорал в трубку Дроздов. — Смекаешь, командир? Мстили им таким образом!

— Не ори, люди кругом! — огрызнулся я. — Понял тебя. Отбой.

* * *

Заведующего травматологией на работе не было, отсыпался после ночной экстренной операции. Но и без него меня здесь принимали как родного. Тут или я лежал, или кто-то из-за меня лежал. Надев халат и бахилы, я торжественно вошёл в палату 208. Увидев меня, с кровати подскочил сынок главы района и, спросив: «Я выйду?», застучал по кафелю костылями.

— Здравствуй, Виктор. Ну что, бледность уходит. Факт. А сам-то как себя чувствуешь, лейтенант? — стараясь быть доброжелательным, спросил я.

— Не очень… пока, — односложно ответил Стариков.

— А я смотрю, ты не звонишь, дай, думаю, сам зайду, узнаю. Чего не звонишь-то, Вить? Мы ж договорились с тобой, что, как только ты вспоминаешь что-то, сразу мне звонишь. Время-то идёт.

— Не знаю… не помню… — тихо ответил лейтенант.

— Вить, я же тебя предупреждал, времени совсем мало осталось. А ты помогать не хочешь. А хочешь, я тебе помогу? — спросил я и достал из своей папки штук шесть-семь фотографий с места преступления.

На фотографиях с разных ракурсов были сняты тела изуродованных ребят из его экипажа на месте преступления у озера. Изображения были жёсткие. Крупный план, раны, кровь, неестественные позы… Реакция была предсказуема. Губы у Старикова задрожали, тело содрогнулось от сдавленного стона. Он закрыл лицо здоровой правой рукой и разрыдался.

— Вижу, что узнал, — спокойно сказал я. — Иванченко погиб, а Тищук в коме. Твой сержант уже никогда на ноги не встанет, а ты сможешь, Вить. Обещаю. Я сейчас уйду, Витя, а когда ты успокоишься, всё мне, пожалуйста, напиши. Вот здесь. А когда напишешь, попроси Михаила Ивановича мне позвонить, и я приеду. Давай… будь мужиком.

На этот раз я хорошо подготовился. Достав из своей папки альбом для рисования с жёсткой обложкой (бессовестно украденный у Женьки) и ручку (с привязанной к ней верёвочкой), я положил всё это на грудь Старикову. Виктор убрал руку от лица, как-то тяжело посмотрел на меня и закрыл глаза. И я понял: напишет. Главное сейчас — не торопить события.

* * *

В дежурной части Управления капитан Шароев узнал номера экипажей ППС и фамилии патрульных, дежуривших на территории во время проведения концерта в Ледовом дворце. Кроме патруля, где старшим был лейтенант Стариков, в том районе несли службу ещё три экипажа. На вопрос дежурному: «А где их можно найти?», тот ответил просто:

— В душе или раздевалке. Они только «сдались».

Раздевшись до трусов и намочив волосы под краном, Евгений сел на лавочку в раздевалке. В помещение входили и выходили мужики, сменившиеся после дежурства. Кто негромко переговаривался, кто откровенно ржал над рассказанным анекдотом, но почему-то никто даже полусловом не упоминал о позавчерашней трагедии. Зашли ещё двое ребят. Один из них был явно чем-то раздражён, а второй пытался его успокоить.

— Отвали, я сказал, — недовольно бросил один.

— А кто узнает, Димон? — понизив голос, спрашивал другой.

— Кому надо, тот и узнает! — крикнул первый и запустил в напарника мочалкой.

Шароев ловко поймал предмет личной гигиены и положил перед бросавшим. Потом как бы про себя негромко сказал:

— Блин, мужиков жалко. Особенно Макса Тищука…

Неожиданно к нему повернулся хозяин мочалки и тихо, но раздражённо сказал: