Что с вами, Станислав Валентинович? — тихо спросил Глеб, с ужасом поняв, что бухгалтер ранен.
Юрков в подтверждение его догадки вынул руку из отворота кашемирового пальто, ладонь оказалась в густой, бордового цвета крови.
— Зацепило, когда бежали, — едва слышно прошептал Юрков.
— Сильно?
— Кажется, печень продырявили.
— Надо вас перевязать, — забормотал Кольцов, лихорадочно соображая, что можно использовать в качестве бинта. Но раненый его остановил.
— Уже нет времени, — тихо прошептал он. От невыносимой боли его лицо, покрытое потом, искривилось. — Максим прав, просто так это не может закончиться. Если меня не станет, бандиты найдут мою семью и, конечно же, не поверят, что они ничего не знают... — Юрков замолчал, облизнул пересохшие губы и, собравшись с силами, снова заговорил: — Виноват во всем только я. Когда появилась возможность схватить большой куш, я его схватил. Много удалось схапать, вот за это я сейчас расплачиваюсь, но моя семья ни при чем. Бандитов нужно остановить. — Станислав Валентинович уставился на сыщика мутными глазами. — Вы сможете их остановить?
— Было бы чем, — с горечью признался Кольцов.
— Есть чем, — слабо кивнул бухгалтер. Он запустил руку под полу пальто, его лицо снова искривилось в приступе боли. Наконец рука выползла наружу, сжимая узкий кожаный набрюшник с нашитыми на нем кармашками. — Все здесь, все. Даже ваш гонорар за проделанную работу.
Рука бухгалтера безвольно упала, выронив набрюшник, голова завалилась набок, а из раскрытого рта донесся мучительный предсмертный хрип.
— Н-да, — поднимая кожаный пояс, произнес Кольцов. — А Ерема лохом оказался. Не додумался обыскать покойничка. — Сыщик оглядел набрюшник и насчитал шесть кармашков. Пять были плотно набиты сложенными вдвое пачками «пятисоток» евро. А в шестом лежал один-единственный ключ с металлической биркой, на которой отчетливо виднелась чеканка «Брюссель. Второй индустриальный банк».
— Вот и все, и нету Билла. Жадность Билла погубила, — буркнул Кольцов с тяжелым вздохом, ключ снова нырнул в кармашек. А сам набрюшник сыщик нацепил под рубашку. Он уже знал, что делать, поэтому вытащил спутниковый телефон и набрал номер Кожухаря.
— Чего тебе? — сразу же отозвался воровской парламентер, увидев на дисплее номер телефона частного детектива. — А я только с пацанами в баню намылился. Что, соскучился? — хохотнул он.
— Хочешь узнать, кто приложил лапу к убийству Фартового? — в свою очередь спросил Глеб.
— Где ты находишься? — напрочь позабыв о бане, взревел Кожухарь.
— Тридцать километров за МКДом по Варшавскому шоссе, там есть поворот на грунтовку. Возле поворота стоит темно-серая «Тойота». Только один не вздумай ехать, слишком много народа здесь собралось. И все очень злые.
Ничего, управимся, — заверил его воровской авторитет и ободряюще добавил, прежде чем отключиться: — Держись, через сорок минут буду как штык.
— Ну, кажется, процесс пошел, — пряча телефон, Глеб посмотрел на Лялькина. — Теперь нам надо еще немного продержаться. — Прижавшись к стене, он поднял пистолет. На противоположной стороне началось подозрительное движение.
Большого боя не получилось, боевики Кожухаря бесшумно приблизились к браткам Еремы с тыла и в несколько снайперских стволов перебили почти всех.
Теперь наступило время допроса самого мятежного авторитета. Ерема с разбитым в кровь лицом стоял на коленях в грязи и пытался оправдаться перед внезапно появившимся инквизитором.