Что упало, то пропало

Эйлса снова оказалась на банкетке рядом со мной.

– Что это у вас? Что она вам дала? – спросила Эйлса.

Я положила руку ей на предплечье и не убирала, хотя она и пыталась ее стряхнуть.

– Это заляпанный кровью шарфик. Я нашла его в твоем доме, а теперь отдала мистеру Стэндлингу.

– Когда вы забрали его из моего дома?

Я не знала, как дать ей понять, что действую в ее интересах. Вместо этого я улыбнулась Стэндлингу.

– Очень давно.

На мгновение выражение лица Эйлсы изменилось, и она показалась мне совсем беззащитной, но потом она посмотрела на меня с упреком.

– Верити, в чем дело? Я думала, что это уже в прошлом. – Она повернулась к Стэндлингу и заявила: – Вы же знаете, что она сумасшедшая.

Я попыталась отшутиться, но Стэндлинг все равно встал – ему нужно было на следующую встречу. Когда мы дошли до входа в метро, я задумалась, останется ли он стоять рядом с нами на эскалаторе, но он помчался вниз. В метро Эйлса почувствовала слабость, поэтому, когда мы вышли на нашей станции, я решила подождать автобус. Я не была уверена, сможет ли она идти в горку до нашей улицы.

Глава 9

Один металлический складной садовый стул.

Один утюг с паром от Russell Hobbs, шнур порван.

Пять меламиновых тарелок с изображением подсолнухов.

Один детский оловянный глобус, ржавый и с трещиной на Германии, но еще годный к использованию.

Gallimaufry, сущ. – беспорядочное, неоднородное скопление чего-либо, всякая всячина, странная мешанина.

С обеда в пабе прошло десять дней, и за это время Эйлсу я ни разу не видела. Вначале я не беспокоилась. Мне было чем себя занять, например, правкой словарных статей – angry, angst и т. д. Комментарии от редактора оказались необычно сварливыми: «Устаревшие выражения и обороты»; «Нужно из 1838 года»; «Три ошибки! Так не пойдет, Верити!». С тех пор, как в соседний дом переехали Тилсоны, моя концентрация ослабла. Мне требовалось больше работать.

В первую неделю после того обеда я не занималась с Максом – после уроков он участвовал в матчах по регби, поэтому я не видела никого из них еще неделю, пока Мелисса не открыла мне дверь в следующую среду.

– Привет! – радостно поздоровалась она. На ней была школьная форма, серая юбка едва прикрывала попу, а черные колготки были все в затяжках. – Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, – ответила я, вглядываясь в ее лицо. Она только что выщипывала брови, кожа над веками покраснела. Она была очень похожа на Эйлсу: те же золотисто-карие глаза, та же треугольная форма лица с острым подбородком. – Мама дома?