– А теперь поясните, в каком обличье ангелы являются людям?
Послышался смешок Пьера, который явно недооценил ситуацию. Я немедленно повернулся:
– Вы желаете ответить, брат Петр?
Прошу вас. Бедняга застыл с открытым ртом, затем покорно вздохнул и начал:
– Они… которые ангелы суть… являются людям в человечье обличье…
– В человеческом обличье, – мягко поправил я. – А почему, брат Ансельм?
– Потому что так написал этот придурок Гонорий! – не выдержал тот. – На самом деле…
– Не тщитесь показать свою ученость, – вздохнул я, – ибо сказано: «блаженны нищие духом».
– И ничего не сказано! – Ансельм возбужденно вскочил и махнул рукой. – И вы туда же, отец Гильом! Вы же прекрасно знаете, что в Евангелии от Матфея это место неверно переведено из-за того, что Святой Иероним не удосужился как следует изучить койне. В подлиннике сказано: «блаженны добровольно нищие». А у Иеронима получается, что блаженны недоумки!
– Да ну? – поразился брат Петр, слабо знакомый с проблемами перевода Святого Письма.
– Так-так,– подзадорил я. – Между прочим, познание умножает скорбь… Так все-таки, брат Ансельм, почему ангелы являются людям в человеческом обличье? И, пожалуйста, ближе к тексту.
– Так – как – телесный – человек – не может – видеть – духов, – то – они – принимают – вид – воздушного – тела, – каковое – человек – может – видеть – и – слышать, – отчеканил Ансельм.
Я заглянул в книгу – текст был воспроизведен дословно.
– Отец Гильом! – Итальянец воздел длани к небу. – Помилуйте! Я понимаю, что у Гонория неплохая латынь, но объясните, почему нельзя было взять с собой что-нибудь менее…
– Благочестивое? – невинно поинтересовался я. – Все-то вам Аристотеля читать, брат Ансельм! А между прочим, Гонорий Августодунский – муж, известный своей праведной жизнью, и его книга нам, поверьте, очень пригодится в трудный час.
Гримаса, которую не преминул скорчить Ансельм, наглядно показывала, насколько он мне поверил.
– Хоть бы она полегче была, – буркнул он и, не выдержав, вытащил из мешка сухарь.
Спорить не приходилось. «Светильник» – книга, невеликая по объему, по странной фантазии переплетчика оказалась заключенной в деревянные створки, обшитые толстой кожей и запирающиеся на миниатюрный замок.
– К тому же, – добавил я, – книгу сию благословил лично отец Сугерий, дабы она помогала нам в пути. А посему…
Я оглянулся – Пьер, решив, что мы с Ансельмом вступили в долгий спор, блаженствовал на солнышке, надвинув на нос капюшон ризы.