Ола

Слишком поздно я увидел, что поганец-хозяин к свечке подбирается. Слишком поздно заметил, как его башмак…

Тьма!

Ну все! Эти-то небось здесь каждый вершок знают, без света обойдутся…

– Рыцарь! Назад! Стойте на месте, не пускайте никого. Рубите всех!

А сам – по-над стеночкой, по-над стеночкой. Тихо так…

И снова: «А-а-а-а-а-ах!»

Шаги! Нет, вроде как бежит кто-то. Вниз бежит. Хозяин? Нет, у того шаги другие…

– Сеньоры! Сеньоры! Вы живы? Если живы, откликнетесь!

Лисенсиат! А я уж думал в ближайшей церкви свечку за упокой ставить.

– Их двое было! Хозяин и тот, в красной рубахе. Одного я, кажется, слегка задел…

Экий молодец!

Свечка никак не желала воскресать. Или это у меня руки дрожали? Наконец, я спрятал огниво…

Фу-ты!

Ну и войско! Дон Саладо в ночной рубахе, сеньор толстячок – в той же амуниции. Один я – при полном параде.

И чем, интересно, лисенсиат разбойников этих пырял? Неужто кинжальчиком своим? Ну и дрянь ножик!

– Кажется… Кажется, я изрядный дурак, сеньоры, – вздохнул толстячок, словно мысль мою прочитал. – Как же я не понял? Вы же говорили, Дон Саладо, чтобы никто двери…

– Потом, – весьма невежливо перебил я, поднимая повыше плошку со свечой. – Пошли! Я – первый!

– Однако, Начо… – встрял было доблестный идальго, но я только плечом дернул.

Коридор пуст, комнаты пусты. Никого! А где же купчики наши? Ни вещей, ни их самих. Только на полу в одной из комнатушек, в той, что слева, пятнышко. Темненькое такое, свеженькое…

Опоздали! Но когда? Я же не спал, не было никого в коридоре, пока эта цыганочка не появилась!