Так мы с Хью и поступили, прошествовав в сопровождении эскорта собак на свежий воздух. Владения счастливого обладателя столь щедрого дядюшки и вправду были очаровательными: за садом, наполненным звонким щебетанием певчих птиц, лежало небольшое, заросшее живописными водорослями озерцо, в камышах на берегу при нашем приближении зашелестели лысухи и шотландские куропатки. Оттуда поднимался довольно высокий холм, поросший вереском, который наполовину скрывал норы, вырытые зайцами и весело обследованные в нетерпеливом предвкушении нашими четвероногими попутчиками. Мы поднялись на вершину холма и немного отдохнули, обозревая панораму лесов, составлявших значительную часть поместья. Даже в чудесном освещении солнца, собиравшегося отправиться на покой за горизонт, лес казался мрачным и угрожающим, в то время как все окрестности купались в лучах заходящего солнца, окрашивавшего безоблачное небо и пейзаж, расстилавшийся под ним, в алые тона. Но лес, как и раньше, громоздился серой мрачной массой. Я кожей ощущал, не глядя на Хью, что и он смотрит в ту же сторону, затем с видом человека, вынужденного заговорить о не очень приятных вещах, приятель повернулся ко мне и спросил:
— Скажи мне — только начистоту, — не находишь ли ты что-то необычное в том, как выглядит этот лес?
— Пожалуй. Создается впечатление, что он как бы весь лежит в тени.
Хью нахмурился.
— Но ты же понимаешь, что этого не может быть. Что может отбрасывать на него тень? С внешней стороны, по крайней мере, ничего. Посмотри, и небо, и земля — все полыхает зарей.
— Быть может, не с внешней, а с внутренней стороны? — предположил я.
С минуту он молчал.
— Что-то в нем есть такое — какая-то загадка, — произнес он задумчиво. — Кто-то или что-то там обитает, и я не знаю, что это такое. Дейзи тоже так считает, она ощущает это нечто. Она и шагу не ступает в эту рощу. Как мы выяснили, птицы тоже не хотят в ней вить гнезда. Что же это получается: одно только то обстоятельство, что в нем по неизвестным причинам не желают селиться птицы — достаточно одной этой мелочи, чтобы у нас с тобой так разыгралось воображение?
Я вскочил.
— Ну, это уж дудки! — расхорохорился я. — Давай спустимся туда и убедимся, что их там в самом деле нет. Бьюсь об заклад, что найду хоть одну птичку!
— Шесть пенсов за каждую птичку, которую тебе посчастливится обнаружить, — предложил Хью.
Мы спустились вниз по склону холма и прошли вдоль кромки леса до ворот, через которые я вошел сегодня после полудня. Я открыл створки и придержал их, чтобы пропустить собак. Но они стояли как вкопанные в ярде от нас, не желая даже приближаться к лесу.
— Ну же, смелее, песики. — пригласил я их, и сука-фокстерьер Фифи сделала шаг вперед, но затем, виновато заскулив, ретировалась обратно.
— Вот всегда они так, — пожаловался Хью, — в лес ни ногой. Сам сейчас увидишь.
Он свистел и звал их, уговаривал и бранился — все без толку. Собаки оставались за воротами, виновато прижимая уши и всем своим видом демонстрируя твердую решимость не выходить наружу.
— Но почему, почему? — этого я никак не мог взять в толк.
— По той же самой причине, что и птицы, как я понимаю. Какой бы ни была эта причина. Погляди на Фифи, например: милейшее создание, характер у этой юной леди просто ангельский, но стоило мне как-то раз взять ее на руки и попытаться отнести в лес — она чуть не укусила меня. С этим чертовым лесом они не желают связываться, вокруг него побегать — пожалуйста! Побегают, разомнутся и — домой.
Мы оставили упрямых псин в покое и в догорающих лучах заката отправились на поиски приключений. Как правило, чувство неопределенного страха обычно исчезает, когда идешь по жутковатому месту в компании товарища, но несмотря на то, что Хью шагал рядом, мне этот лес показался еще более зловещим, чем днем, и смутное беспокойство переросло в оживший наяву ночной кошмар. Если раньше мне показалось, что пустынность этого места и глухая тишина просто сыграли с моими нервами дурную шутку, то теперь, в обществе Хью, я почувствовал, что дело вовсе не в этом: не одиночество и ощущение неведомой угрозы лежали в основе моего чисто физического ужаса, а скорее уверенность в том, что где-то неподалеку крадется, выслеживая нас, какое-то существо, пока невидимое, но воплотившее в себе темные силы и мощь Преисподней, сконцентрировавшее все зло и жестокость, существо беспощадное и хладнокровное. Я не имел ни малейшего представления о том, как оно может выглядеть, что оно такое по сути своей, материально ли оно или это дух, но все органы чувств подсказывали мне, что это мерзкое и очень-очень древнее чудовище.
Когда мы вышли на поляну посреди рощи, Хью остановился, и хотя вечер выдался прохладный, я заметил, как он вытер платком пот со лба.
— Экая гадость, — признался он. — Неудивительно, что собакам это не нравится, собаки — умные твари. А ты как, ничего?