— Пора напомнить о нас лордам и леди, в таком случае.
— Согласен, леди Виржиния.
Вечером того же дня я рассказала Эллису о своем замысле. И, более того, пригласила поучаствовать.
— Мне? — переспросил недоверчиво детектив. — Полно, Виржиния. Если я затешусь среди гостей, то это будет сродни вывеске «Держите язык за зубами, не говорите ничего интересного — идет расследование!». Нет, я, конечно, могу загримироваться и прикинуться каким-нибудь провинциальным аристократом, случайно попавшим в кофейню, но…
— Нет нужды, — улыбнулась я. — Как правило, для тематических вечеров мы нанимаем еще двух-трех официантов, потому что гостей приходит больше обычного, а некоторые напитки и легкие закуски подаются бесплатно — получается некий гибрид салона и обычной кофейни. На этот раз, возможно, я вообще откажусь от мысли брать оплату, но не об этом речь. Видите ли, так как вечер посвящен Патрику Морелю,
Глаза Эллиса загорелись от восторга.
— Вы предлагаете мне поработать разносчиком, Виржиния? Потолкаться незаметно среди знати и богемы? А голова-то у вас хорошо соображает!
— Благодарю, — польщено опустила я глаза. — И, к слову, не стоит бояться, что ваше инкогнито будет раскрыто другими официантами. В целях экономии я обычно привлекаю к этой работе прислугу из особняка Валтеров. На сей раз помочь Мадлен и мне, за отдельную плату, разумеется, согласилась мисс Тайлер, один из младших садовников и ассистент мистера Спенсера.
— Ассистента поменяйте на Лайзо, и все будет замечательно, — посоветовал Эллис, бросив на меня быстрый взгляд. — Ему не впервой прикидываться слугой. Глаз у него острый, а слух — чуткий.
— Он сейчас и есть слуга, — машинально возразила я, но, подумав, согласилась Эллисом. — Хорошо, только ассистент уже согласился, потому я просто найму Лайзо сверх штата.
— Вот и прекрасно, — солнечно улыбнулся Эллис. — Вы умница, Виржиния!
Лично договариваться с Лайзо я так и не стала — передала предложение и получила согласие через Стефана. Мы вообще разговаривали в последние дни унизительно мало — неловкость после того происшествия не оставляла меня. Подчеркнуто вежливые приветствия утром и такие же вежливые прощания ночью, у дверей особняка Валтеров, вот и все. Магда, кажется, осуждала меня, и не только она — Лайзо быстро завоевал любовь женской половины прислуги в доме и работников «Старого гнезда», исключая разве что Мадлен, и уважение мужской половины. Мне уже случалось видеть его и за картами со старым садовником, и за невинным разговором с Эвани Тайлер… Пожалуй, я даже слегка ревновала
Три дня пролетели незаметно. А утром четвертого, примеряя перед зеркалом платье для вечера памяти Патрика Мореля, я вспомнила, что так и не велела почистить бабушкино кольцо.
И — ощутила приступ суеверного страха.
— Леди Виржиния, автомобиль к воротам подали! — радостно сообщила Магда, вернувшись в комнату и замерла, заметив мой хмурый взгляд. — Ой, да не случилось ли чего? Может, платье тесновато оказалось? Или рассердил вас кто? Вы уж простите, ежели не в свое дело лезу…
— Что? — растерялась на мгновение я. Пожалуй, даже Магде не стоило говорить, что расстроила меня собственная реакция. Оглядываясь на прошедшие дни, я внезапно осознала, что мое избегание общества Лайзо вовсе не результат недоверчивости, обиды или классовой неприязни. Нет. Я попросту боялась Лайзо — его обаяния, легкости, с которой он завязывал дружбу с другими людьми и вызывал их доверие, собственной мимолетной симпатии к нему в первую нашу встречу. — О, нет, Магда, все в порядке. Просто вечер предстоит не из веселых — будем вспоминать Патрика Мореля, упокой Господи его душу. Такой человек ушел из жизни и так внезапно!
— Ну, я хоть про него и не слыхала ничегошеньки, а все ж жалко — молодой был, — бесхитростно созналась Магда. — А ежели талантливый, так вдвойне.
«А если он не сам «ушел», а его убили, то втройне», — мрачно подумала я, а вслух сказала:
— Очень талантливый, поверьте, Магда, — и еще раз напоследок глянула в зеркало. — Да, отвыкла я от траурных платьев… Кажется, оно меня старит.
— Ну, так и не след к такому привыкать, — вздохнула Магда. — Да и в траур горе горькое одевается, как в народе-то говорят, а горе никому к лицу не бывает.