Говорила я наугад, и потому очень удивилась, когда Лайзо и впрямь покаялся:
- Лукавлю. Да только и матери не след было моими травами торговать. Не она их собирала, не ей их за деньги отдавать.
Я вздохнула:
- Так вы действительно разбираетесь в травах, я правильно поняла Зельду? Просто кладезь талантов... Езжайте чуть медленней, мистер Маноле, в такую погоду только на тот свет спешить.
Он ничего не ответил, но автомобиль тут же замедлился. До самого дома мы с Лайзо больше не обменялись ни единым словом. Однако сразу по прибытии я записала к себе в рабочую тетрадь напоминание - выплатить в этом месяце мистеру Маноле девяносто рейнов дополнительно.
О такой плате за травы мы договорились с Зельдой.
И, возможно, лавандовый бальзам тому виной, или усталость, или обилие впечатлений - но я заснула сразу же, как укрылась одеялом.
В ночи океан черен, как смола, и невыразимо страшен. Шум его похож на рокочущее, хриплое, больное дыхание. Волны тяжело разбегаются и ударяются в острые сколы камней с бессмысленной силой - так обезумевшие от уколов шпор лошади бросаются грудью на пики и щиты врага. С той лишь разницей, что волны не умирают; они будут биться, пока мягкостью своей не источат камень и не унесут его по песчинке на океанское дно.
А там, в глубине, песок сплавится в новый камень, обрастет водорослями и кораллами, жадно, по крупице соберет ил, что обратится со временем в плодородную землю, что прорастет, как венами, корнями трав, лиан и дерев. Так родится новый остров; и уже на него будут из ночи в ночь кидаться волны.
Я словно парю над бездной - но никакой магии в этом нет. Просто качели, подвешенные между двумя толстыми ветвям. Ветер колышет тяжелые бархатные юбки; сорвись я сейчас туда, вниз - и погибну, даже если провидение убережет меня от падения на скалы: старомодное бабушкино платье все равно утянет на дно.
Но отчего-то страха нет. Я смотрю вниз, на скалы, и покачиваю босой ногой.
На широком уступе, как на ступени, выточенной руками гигантов, еще двое делят со мной океан, тишину и ночь. Один, смуглый, коротко стриженый, сидит на краю, свесив ноги, и неотрывно глядит в смоляную черноту потревоженных вод. Второй раскинулся на еще теплой от солнца скале так, словно хочет каждой косточкой, каждой жилкой врасти в нее; он бледен и волосы его похожи на паутину, такие же легкие и бесцветные.
- Сколько их еще осталось, Ноэль?
- Две.
- А потом ты уедешь домой? Оставишь все это?
У того, чья кожа впитала южное солнце без остатка, кто зовется Ноэлем и пахнет краской, скипидаром и мокрым деревом - у него дыхание беспокойное, в такт с океанским прибоем. Второй, белёсый, кажется, не дышит вовсе.
- Да. Обещаю. Можешь так и передать Вивьен.
- Ты уже видишь их?
Это "их" звучит одновременно с благоговением и ненавистью.
- Не совсем, - Ноэль беспечно запрокидывает голову к небу. Свет ложится причудливо, и на мгновение мне кажется, что мужчина истощен тяжкой болезнью - глаза запали, вокруг них залегла чернота усталости, губы обветренные и сухие, а скулы будто вот-вот прорвут кожу. - То есть надежду я уже вижу, все эти цветы, берег и ее. А любовь... Сложно не быть первым, а быть одним из многих.
ebooksa