Я, признаться, немного скучала по нему. Это заметила даже Глэдис, но истолковала по-своему - и пригласила на выставку картин из частной коллекции, которые какой-то лорд из Марсовии, граф де Ларнак, любезно привез в Королевскую галерею Бромли.
Но мои надежды на веселое времяпрепровождение, увы, не оправдались. Глэдис почти сразу встретила каких-то своих друзей, настроенных не менее возвышенно, и они всей дружной компанией пустились в обсуждение настолько тонких материй, что у меня скулы от зевоты свело. Поэтому я позволила себе маленькое отступление от правил этикета и отправилась бродить по галерее в одиночестве, оставив Глэдис в обществе единомышленников.
Полагаю, она от этого не слишком страдала.
Предаваясь меланхолии, я бродила из зала в зал, отстраненно разглядывая картины, пока одна из них не привлекла мое внимание.
Это было не очень большое полотно; меньше человеческого роста в высоту, на взгляд. В отличие от других картин, краски здесь были темные, но издалека чудилось, будто от нее исходит свет. Наверное, из-за искусно прорисованной луны: я даже нарочно остановилась и подошла ближе, чтобы ее рассмотреть, и лишь потом разглядела изображение целиком. И тут же в памяти у меня зазвучал размеренный, глубокий голос мисс Дюмон.
Ночь, лунный свет, степь и три дороги, которые сходятся у большого камня. На камне сидит, положив ногу на ногу, красивый светловолосый юноша лет двадцати, босой, но закутанный в темно-синий плащ. В правой руке у юноши трубка с длинным-длинным мундштуком из белой кости. Трубка украшена резным изображением диковинных птиц и цветов. Черты юноши тонки и немного женственны. На правой руке у него несколько колец с синими камнями. На коленях у него раскрытая книга. Под левой ногой дремлет белая змея, и хвост ее обвивается вокруг щиколотки, тело скрыто под пятою, а голова покоится на стопе. Над правым плечом у юноши цветут белые розы, и лепестки осыпаются на плащ. Когда вы смотрите на картину, появляется неясное ощущение, будто бы юноша глядит куда-то поверх вашей головы. На что-то у вас за спиной. Или на кого-то.
На кого-то.
Приступ суеверной жути прошил меня, подобно удару молнии. Не владея собою, я отпрянула - и натолкнулась на кого-то.
И быть мне покрытой позором из-за трусливого вопля, но этот кто-то вовремя закрыл мне рот рукою в надушенной перчатке.
- Тише, тише леди, - произнес незнакомец - или, точнее, проворковал. Голос у него был на редкость нежный и умиротворяющий. Я бы сказала - сладкий, но для сладкого в нем звучало слишком много иронии. - Вижу, вы сражены силою искусства, но не стоит это демонстрировать столь откровенно.
Спустя три или четыре заполошных удара сердца я все же справилась с приступом и вернула себе хотя бы видимость самообладания. И уже тогда можно было отстраниться, изображая воплощенное Достоинство и Утонченность, и повернуться к своему спасителю со светской улыбкой.
- Благодарю вас за помощь, мистер... - я осеклась, недоговорив. На меня смотрел молодой мужчина - почти точная копия того, кто был изображен на картине, только чуть старше... и человечнее, что ли?
Воспоминания о снах, продолжавшихся весь последний месяц, обрушились, как лавина. Я стояла, ошеломленная, и едва могла дышать.
- Кто вы?
Он улыбнулся, опуская ресницы - бледный и белокожий, больше похожий на тень, чем на живого человека.
- Так, никто. Просто незнакомец, случайный прохожий. Может, чья-то мечта - или чей-то кошмар... Но к чему все эти представления? Мы ведь с вами уже встречались, юная леди, любительница смотреть чужие сны? - он протянул руку и легонько коснулся моей щеки. - Не пугайтесь, я не сержусь. Что привело вас в галерею? Любовь к искусству?
- Нелюбовь к скуке, - честно призналась я и отступила на шаг, уклоняясь от прикосновения. Не то чтобы это было неприятно - просто слишком странно. - Откровенно говоря, я ничего не понимаю в искусстве.
Он засмеялся, и морщинки вокруг его глаз обозначились четче. Все же... человек?
- Я тоже. Хотя и обязан искусству жизнью, - он бледным призраком проскользнул мимо меня, к картине, и почти прикоснулся к полотну - рука застыла на волосок от поверхности. - Чаще всего искусство и жизнь идут порознь, бесконечно отражаясь друг в друге, и лишь великие мастера способны переплести их друг с другом... Ноэль был именно таким. И потому он сгорел слишком рано... Раньше сама мысль об этом отдавалась болью во мне. Но знаете, что я думаю сейчас? Он все еще жив. Подобные ему не уходят бесследно, не ушел и он. И теперь Ноэль смотрит на нас отовсюду - глазами "Островитянок", из торжественной океанской дали... даже моими глазами, - незнакомец провел рукою вдоль изгиба змеиного тела на картине, и мне померещилось слабое шипение. - А что вы думаете об этом, леди?
Сначала я не знала, что ответить, а потом вспомнила счастливые лица Лжулии и Лоренса во время венчания - и улыбнулась.