Бледное, словно восковое, лицо прильнуло к стеклу. Они увидели расширившиеся, вытаращенные глаза, открытый рот, шевелящиеся губы, сверкающие острые зубы.
Коббет подался вперед, но Персивант схватил его за плечо.
— Позвольте мне, — сказал он, направляясь к окну и подняв вверх острие своего клинка.
Когда серебряное оружие с легким стуком коснулось стекла, лицо исказила судорога. Рот раскрылся в беззвучном крике. Существо отпрянуло и скрылось из виду.
— Я уже видел это лицо раньше, — хрипло сказал Коббет.
— Да, — отозвался Персивант, — в окне отеля. И позже.
Он опустил лезвие. Снаружи послышался звук, стремительный и торопливый, похожий на топот ног — множества ног.
— Мы должны разбудить людей в главном здании, — сказал Ли.
— Сомневаюсь, что мы сможем разбудить хоть кого-нибудь в этом городке, — спокойным голосом ответил судья. — Я полагаю, кроме нас, не бодрствует ни одна живая душа, все спят глубоким, зачарованным сном.
— Но там снаружи… — Лорел показала на дверь, на которую, казалось, кто-то давил.
— Я же сказал: ни одна живая душа.
Он перевел взгляд с нее на Коббета и повторил:
— Живая.
Судья пересек комнату и кончиком клинка начертил на двери перпендикулярную линию. Затем аккуратно провел еще одну поперек, образовав таким образом крест. Давление снаружи неожиданно прекратилось.
— Вон оно, снова там, — выдохнула Лорел.
Персивант широкими шагами вернулся к окну, в котором застыло угрожающее лицо, обрамленное струящимися черными волосами, и провел по стеклу серебряным лезвием, сверху вниз, а затем слева направо. Лицо исчезло. Он повернулся и нарисовал такие же кресты на остальных окнах.
— Вот видите, — в тихом голосе судьи слышалось торжество, — это старое, очень старое волшебство.
Он с трудом уселся на стул и, устало посмотрев на Лорел, сумел улыбнуться:
— Возможно, если нам удастся пожалеть эти несчастные создания там за дверью, это немного облегчит наше положение.
— Пожалеть? — почти выкрикнула девушка.