Кофе со льдом

— Я ему не позволю.

Она вздыхает и отворачивается.

Молчу.

Запрокидываю голову к небу.

Закрываю глаза и жду ответа.

— Милая, милая Гинни… С ним у тебя еще хватит сил справиться, потому что он сам боится ранить тебя. Теперь боится. Но если ты встретишь противника, который будет счастлив причинить тебе боль — и, по обыкновению, безрассудно кинешься в атаку? Что случится тогда?

— Я справлюсь.

Запах дыма становится сильнее.

— Не будь такой безрассудной. Гинни, Гинни…

На левое веко вдруг капает что-то теплое. Я вздрагиваю, вытираю влагу кончиками пальцев и в неверном свете пытаюсь разглядеть, что это было такое.

По коже расползается темно-красное пятно.

Того же цвета, что злая луна в небе.

Легкая дезориентация после пробуждения была мне не в новинку. Однако вопреки обыкновению, когда неприятное чувство рассеивалось почти сразу, сегодня оно затянулось. Я не могла понять, почему не лежу, а сижу, что это за странная жесткая подушка под щекой и отчего у меня ужасно мерзнут ноги. На талию что-то давило, а одеяло вовсе не было похоже на одеяло…

— Ох… Святая Генриетта…

— Ее здесь нет.

Воспоминания о вчерашнем дне возвращались ко мне стремительно — вместе со стыдом и досадой. Да, приготовления к празднику, сам званый ужин, покушение — все это выбивало из колеи и подталкивало к неразумным поступкам, но куда подевалась моя обычная осторожность? Как можно было убежать ночью на свидание с незнакомцем, да еще после столь горячего «привета» от Финолы Дилейни, страстно желающей увидеть меня на кладбище, причем не в качестве гостьи?

«Ты заигралась, милая Гинни», — тревожным колокольчиком звучали бабушкины слова из сна.

Так или иначе, показывать сейчас смущение было бы неразумно. Поэтому я постаралась успокоить заполошное сердцебиение и медленно, абсолютно естественно, отстраниться от Крысолова, на чьем плече меня угораздило задремать. Плащ, служивший одеялом, сполз, и глаза ожег свет — неяркий, но после пробуждения воспринимающийся несколько болезненно.

— Который час?

— Семь с четвертью, — ответил Крысолов и деликатно подвинул ко мне теплый плащ, а сам отвернулся. Шляпа была низко надвинута на лоб, маска тускло блестела в холодном предрассветном сумраке. — Вот-вот взойдет солнце. Дождетесь первого луча?