Кофе и Карнавал

22
18
20
22
24
26
28
30

И не знаю, как так вышло, но закончилось все тем, что мы вчетвером стояли у борта, Мэдди и Мэй прикрепляли шпильками отлетевшую от шляпки густую вуаль, леди вытирала глаза моим платком — и хриплым шепотом говорила. А я внимательно слушала, опираясь на плечо Лиама, старательного делающего вид, что он глухой, немой, беспамятный и глупый одновременно.

— Агнесс — моя мамочка, — придушенно объяснила леди Кэмпбэлл. — Меня зовут Арлин. Позапрошлой зимой папочка очень сильно заболел, все время кашлял, а врач отчего-то не смог ничего сделать, и… потом мамочка заболела. А когда и брату стало плохо, меня отослали в загородный дом. И… и… теперь я одна, — заключила она совсем тихо.

— О… — выдохнула я. Действительно, история показалась очень знакомой; о чем-то подобном писали в газетах, но тогда я была слишком удручена смертью леди Милдред, чтобы следить ещё и за другими новостями. — Примите мои глубочайшие соболезнования, леди Кэмпбелл, и простите за неуместный вопрос… Тяжело остаться одной в столь нежном возрасте.

— Это мне нужно извиняться. Я такая плакса, — Арлин прижала платок к губам и зажмурилась. — Мистер Чендлер говорит, что это нервические припадки из-за дурной наследственности.

— Мистер Чендлер?

— Мой супруг, — она уткнулась взглядом в палубу. — Я… простите, правда, не могу говорить.

Глаза у неё снова сделались мокрыми.

— Что ж, не буду настаивать, — кивнула я. — Позвольте один вопрос — почему вы плакали, леди Кэмпбелл?

В эту секунду Лиам незаметно дернул меня за платье сзади и указал подбородком на Арлин — она как раз подняла правую руку, чтобы воспользоваться платком. Я пригляделась — и ахнула: от локтя и до запястья кожа вся пестрела синяками, и видно это было даже сквозь кружевные перчатки. Продолговатые синяки, не слишком широкие, словно… словно…

Додумать эту мысль я не успела.

Мэй вдруг вытянула шею, точно силилась разглядеть что-то, и забеспокоилась.

— Леди Виржиния, нам нужно срочно идти! — Мэй нахлобучила шляпку на Арлин, расправила вуаль и взяла госпожу за руку. — Ещё раз прошу прощения, но нам необходимо вернуться в каюту! Прямо сейчас!

Служанка быстро наклонилась к уху Арлин и что-то прошептала. Я уловила только дважды повторенное «он», «не должен» и что-то про «сможет защитить». Арлин испуганно прижала руки к груди и обернулась ко мне:

— Встретимся за завтраком, леди Виржиния! Благодарю за всё! — пискнула она — и, увлекаемая служанкой, засеменила вдоль борта.

Такая резкая перемена встревожила меня. Я оглянулась по сторонам в поисках того, что могло напугать леди Кэмпбелл и её служанку. Кажется, ничего необыкновенного не произошло: так же прогуливались в отдалении пассажиры, большей частью иностранцы; два матроса спорили о чем-то на повышенных тонах, стоя у двери в служебные помещения; прятался за мольбертом художник — любитель морских закатных далей…

— Леди Гинни, туда гляньте, — дёрнул меня за рукав Лиам.

Около широкой лестницы, ведущей к каютам, беседовал с пожилой четой светловолосый мужчина в коричневом костюме. Я пригляделась.

Дама-собеседница рассмеялась и принялась обмахиваться веером. Её спутник начал что-то с жаром втолковывать блондину, размахивая руками… Ничего особенного, обычная салонная беседа.

— Лиам, что с ним не так? — сдалась я через некоторое время.

— Да смотрел он на нас, — нахмурился мальчик, смешно сдвинув белесые брови. — Всё время смотрел, хоть с теми и языком молол. А как Мэй этого белобрыску заметила — она аж побелела. Вот так.