— Ну отчего же эта молодая графиня Соколова тебе не по нраву? — спрашивал Сашка, видя, как эта самая графиня бросает на Никиту пылкие и влюбленные взгляды.
— Оттого, что стоит мне только прямо предложить то, что у меня на уме, она подведет меня под суд, а когда я месяца два потискаю ее у задних дворов и сараев, она мне сама отдастся! Еще и просить будет! Я уважаю тех, кто не слишком строит из себя святош и недотрог, — насмешливым голосом ответил Никита Сашке, в то же время обворожительно улыбаясь Соколовой.
Бал прошел весело и на славу. Молодежь, только-только отвоевавшая Кавказ, вовсю распоясалась на балу. Девушки были польщены вниманием бравых воинов. Графини и дворянки, белошвейки и прислуга одинаково пользовались успехом у мужчин.
Напыщенность, знатность и мнимую неприступность одних заменяла и дополняла доверчивость, простота и веселье вторых. И рядовым солдатам, и знатным боярам было из чего выбирать. Никита хотел было и Глашу привести на ассамблею, но Сашка отговорил его от этой затеи.
Домой друзья вернулись лишь под утро. Никита дал в конце бала уговорить себя заночевать у молодой и статной вдовы поручика бомбардирской роты Василисы Лебедевой. Для Сашки она пригласила свою сенную девку, семнадцатилетнюю Верку.
Глава 25
Прошло две недели в веселых и беззаботных гуляньях. На улице слегка было заметно наступление осени. Только рано утром можно было определить, что кончилось лето, а днем все так же припекало знойное солнце и, казалось, назло осени грело сильнее, как будто хотело оставить на прощание людям побольше тепла.
В огромном и ухоженном поместье Преонских уже поспели спелые и сочные яблоки, которые ломали своим весом молодые ветки. Земля была сплошь усыпана богатыми дарами сада. Терпкий запах груш и яблок смешивался со свежей ночной прохладой, превращая сад в настоящий земной рай.
Пару раз Никита устраивал в этом саду небольшие праздники для домашних и друзей. Научившись у императора всем чудесам фейерверка, он доводил своих сенных девок и прочих слуг до визга, когда неожиданно в том или ином месте загорались огни.
И вот как-то в один из таких прекрасных вечеров к Никите подошла Дуня и попросила его о разговоре.
— Совет надобно с тобой держать, Никита Антонович, — пряча глаза, тихо проговорила старая нянька.
Она уже давно не обращалась к Никите на «вы», но по отчеству величать не переставала. Именно здесь, в имении, Дуня поняла, почему не мил никто Глашке. Знала она, что влюблена Глашка в Никиту, но видела также, что не люба та Никите. И пока не случилось беды какой, хотела она Глашку замуж выдать, чтоб не страдала та от любви несчастной. Дуня подозревала, что не скоро еще барин девицу себе сыщет. Не было пока в его сердце места для любви.
«Интересно, что это она удумала? Никак другой дом нашла? Чем мой-то не угодил?» — думал встревоженно Никита, следуя за неторопливой Дуней в глубь сада.
Они присели на скамейку, и тогда она сказала:
— Не спрашивай, Никита, и не осуждай никого, как прознала я про шашни Глашкины с тобой, дело это молодое и понятное. Однако покамест не было тебя тут, к ней многие свататься хотели. Всем от ворот поворот дала, настырная девка! — Дуня даже в отчаяньи сломала ветку, которую держала в руке.
Никита задумался.
— Мы таперча почитай как родители ей, — продолжала Дуня. — Я тебя очень прошу, благослаови ее, хоть и жалко, может, тебе, но ведь сам ты ее не любишь, а ежели и нравится она тебе, так не женишься ведь. Ты не серчай на меня, я ведь перво-наперво о тебе заботу держу, кто тебя еще на путь-то истинный наставит? — она посмотрела прямо в глаза Никиты.
Никита нахмурился — правду ведь говорила нянька. Хорошо тешиться с молодухой, но это тоже до времени. Всему свой черед приходит.
— Кто же жених ее названный? Если не передумал он, завтра же предупрежу, чтоб сватов слал! — приказал Никита.
— Димитрий Усачев, видал, наверное, на балу у Апраксина, — Дуня по-молодому засмеялась и рассказала Никите, отчего Глаша нос от него воротит.