Проект "Лузер"

22
18
20
22
24
26
28
30

— Почему же обязательно нам? Давайте подумаем вместе: какие тут есть варианты? Неужели только мистика, связанная с кольцом царя Соломона и проклятьем эмира бухарского?

— Не знаю. Но похоже, только она. А к чему вы это?

Стогов встал ровно напротив него.

— Вы не понимаете? Я вот тоже долго всю эту историю не понимал. Пока не сделал очень простого умозаключения. Может ли человек одновременно находиться в двух местах? Нет, не может. А коли так, значит…

— Значит?

Стогов наклонился почти к самому уху прикованного парня и тихонечко сказал:

— Значит, это были два разных человека. Скажите, у вас есть брат-близнец?

8

Вот наступило утро и стало совсем светло. Рассказывал Ибн Шамим, со слов Йазирда бен-Сауда, которому передали знающие люди, что на следующее утро все жители города собрались на площади перед священным камнем аль-Мааса, что означает «Нелживый». Всем хотелось увидеть: как станет выходить из положения дочь их эмира, ибо что бы она ни сказала в ответ на вопрос, заданный ей суровым отцом, смерть ее в любом случае была неминуема. Признает, что лежала в объятьях юного путника ас-Сакалибы, — смерть ей! А не признает и солжет, — поразит ее молния с небес, ибо от начала времен никто еще не слышал, чтобы солгавший у священного камня ушел бы от заслуженной кары.

На балкон дворца вынесли мягкий диван, и вот на диване возлег сам Сейф ад-Даула. Чернокожие невольники опахалами разгоняли над его головой полуденный зной, а на пальце эмира поблескивал древний перстень, знак его непререкаемой власти. Вид у эмира был неприступный и грозный. Плащ, сшитый из бород его противников, ниспадал до самого пола. Эмир был полон решимости покарать дочь за ее поведение.

Покрутив усы, он произнес:

— Не приступить ли нам, достопочтенные, к тому, ради чего мы все здесь собрались?

Приближенные в ответ покрутили собственные усы и отвечали так:

— Отчего ж не приступить? Самое время, пожалуй, взять да и приступить.

— Тогда приведите сюда Фатиму, которая раньше считалась моей дочерью, но запятнала это звание и опорочила благородное имя нашей семьи.

Фатима вышла вперед.

— Знаешь ли ты, зачем мы тебя сюда позвали?

— Воистину нет о, отец мой!

— Не называй меня отцом, а называй меня эмиром, как и все жители оазиса, ибо твое поведение бросает тень не лишь на меня, но и на всех моих благородных предков!

Заломив руки, Фатима пала перед отцом на землю и заголосила: