— Нет, сэр.
Один из детективов вернулся на свой наблюдательный пост, а другой повел нас в вестибюль. Здание не отличалось изысканностью; этот бывший особняк, выстроенный из коричневого песчаника, в недавние годы был поделен на двух- и трехкомнатные квартирки и теперь во всем походил на сотню других домов в этой части города. Мы поднялись по лестнице на третий этаж; детективу мы велели ждать у лестницы и никого не пускать в холл, чтобы нам не помешали. Затем мы с инспектором медленно двинулись по длинному коридору, освещенному только парой газовых рожков, размещенных по обоим его концам.
Приблизившись к двухкомнатной квартире, где жила девушка, мы услышали беспорядочный гул голосов и дальше действовали со всей осторожностью.
— С ней в квартире кто-то еще, — прошептал Конрой.
— Может быть, — ответил я. — Но вспомни, что говорил управляющий.
Когда мы опустились на колени у двери и Конрой приложил глаз к замочной скважине, мне показалось, что из квартиры доносится странный запах; возможно, разговор с инспектором невольно обострил мое обоняние. Запах трудно было уловить или определить; он не показался мне отталкивающим; в нем было, скорее, предвестие тайны, но у меня мелькнуло мимолетное ощущение, что этот сладкий и пикантный аромат нес в себе и что-то зловещее. Чувствовалась в нем и нотка затхлости, и нечто тягостное. Видимо, Конрой также ощутил запах — я заметил, что ноздри его раздулись, впитывая незнакомый аромат; однако же он был весь поглощен тем, что происходило в квартире, и не произнес ни слова.
— Видишь что-нибудь? — шепотом спросил я.
— Она в другом конце комнаты, — ответил он. — Довольно плохо видно, но там, похоже, устроен какой-то алтарь. Не могу разглядеть, сидит она или стоит на коленях. Она… о Боже!
Он откинулся назад с выражением полной ошеломленности и отвращения на лице. Когда инспектор задел меня плечом, я почувствовал, что тело его дрожит; на лбу Конроя выступили большие капли пота.
— Что там? — прошептал я.
— На алтаре сидит треклятая жаба! — хрипло проговорил он. — Гляди!
Я наклонился ниже и в свою очередь приложил глаз к замочной скважине. Передо мной предстала длинная, узкая комната; в противоположном конце ее возвышался грубый алтарь, покрытый черной тканью; на алтаре не было никаких предметов или украшений, помимо одинокой черной свечи в желтом подсвечнике. Жабу, что так испугала Конроя, я не заметил, однако перед алтарем стояла молодая женщина в черной как ночь мантии, застегнутой на пуговицы у шеи и спадавшей грациозными складками к ее ногам. В руке, поднятой высоко над головой, она держала какой-то черный предмет треугольной формы, по размерам не превышавший мужской ладони. С ее шеи свисала золотая цепочка, на которой было подвешено распятие. Я едва не вскрикнул от ужаса, когда распятие блеснуло отраженным пламенем свечи и я увидел, что оно было перевернуто — фигурка страдающего Иисуса висела вверх ногами!
Воздев треугольный предмет, девушка что-то говорила, ее губы двигались, и наконец я начал разбирать обрывки слов: время от времени ее голос звучал громче и переходил почти в крик.
— Что она говорит? — прошептал Конрой.
— Трудно разобрать, — ответил я. — Какой-то иностранный язык. Я… Томми, да ведь это латынь! Она говорит на латинском!
— Ты должен понимать латынь, — заметил Конрой. — Ты же врач.
Я внимательно прислушивался, но какое-то время не слышал ничего, кроме нашего тяжелого дыхания. Затем девушка возвысила голос в песнопении.
— Nobis miserere mundi… nobis… mundi, — вскричала она и вдруг резко повернулась лицом к алтарю. Моим глазам на мгновение открылся алтарь, и я успел увидеть, что точно в центре его, растопырив лапы, восседает во всей своей непристойной гнусности огромная жаба, выделяясь на темном фоне покрова ужасным пятном лепрозного цвета. Девушка протянула к рептилии черный предмет и воскликнула:
— Domine adduua nos!.. Domine adduua nos semper!
Жаба, не мигая, смотрела на нее; лишь изжелта-зеленые бородавки поблескивали в огне свечи, когда она шевелилась.
ebooksa