Однако это «немного» быстро превратилось в глубокий сон без сновидений.
Я проснулся от ноющей боли во всём теле. Всё ещё находясь на грани между сном и реальностью, я попытался перевернуться на спину. Моментально меня пронзили сотни невидимых игл, и я не удержался от стона. Долго гадать над таким бедственным положением не пришлось: это дала о себе знать ночь, проведённая с лопатой. Интересно, Жак тоже так мучается? Хотя ему, наверное, полегче, он же всё-таки привыкший к физическому труду.
Прошло немного времени. Болело почти всё, и мои мучения ни на секунду не прекращались. Из-за этого я даже никак не мог сосредоточиться на воспоминаниях о своём ужасном поступке. С одной стороны, это было не так уж и плохо, так как совесть наконец-то совсем замолкла. Мол, что взять с полуживого дурака? Я, нехотя, посмотрел на злополучный ларец. Он выглядел массивным коробом из тёмного дерева с тонко вырезанными узорами. Как же его содержимое могло напугать отца? Что в нём такого? Чтобы это узнать, мне пришлось отодраться от кровати и подойти к окну, благо комната у меня совсем маленькая. Испытывая зверскую боль в плечах, я раздвинул шторы. В следующих своих движениях я был более осторожен.
Ларец открылся легко. Дневник лежал на самом верху, и я немедленно взял его в руки. Эта книжица в потёртом чёрном переплёте должна была ответить на многие из моих вопросов, которые так давно терзали меня.
Когда я, затаив дыхание, открыл дневник, меня постигло страшное разочарование: все записи были на латыни. На языке, который мне в своё время покорить так и не удалось.
Глава 2 Странные вещи
Элен де Ришандруа относилась к ранним пташкам, поэтому я не удивился, когда встретил её на первом этаже особняка. Тётушка выглядела, как всегда, безупречно. Её белокурые волосы были аккуратно уложены в причёску, а лицо сияло свежестью, как у молоденькой девушки. Уверен, она почти не спит: с вечера и чуть ли не до полуночи она читает книги, а встаёт в самую рань, чтобы привести себя в порядок перед очередным насыщенным днём.
— Роберт, ты плохо выглядишь, — сказала Элен вместо приветствия.
Это прозвучало для меня как: «Я знаю, чем ты занимался этой ночью». Я крепче вцепился в ручку портфеля.
— Голова сильно болела.
На самом же деле голова была едва ли не единственной частью тела, которая меня не беспокоила после ночной вылазки.
В серых глазах Элен появилось сочувствие.
— Бедный мальчик. Опять мигрень?
Мигренью страдают гении, женщины и я.
Невнятно буркнув: «Да», я отвернулся, чтобы больше не встречаться с Элен взглядом. Мне было до противного стыдно за свою ложь.
Похоже, тётушка хотела что-то ещё спросить, но прежде чем она открыла рот, раздался звонкий крик:
— Госпожа, я сейчас вам такое расскажу! Такое!
Шарлотт самая несносная горничная, которую я когда-либо знал. Не имею ни малейшего понятия, как она справляется со своими прямыми обязанностями, только выдержать её присутствие способен не каждый. Шарлотт — отъявленная сплетница, может заболтать до полусмерти кого угодно. Если её пухлые губки сомкнуты, это ещё не значит, что она безобидна — она в это время смотрит, слушает и фантазирует. Девчонка сплетничает про всё и про всех, мне не раз самому «посчастливилось» стать героем её домыслов. Элен подобное не грозит, поэтому она любит слушать пустую болтовню служанки. Ей-богу, если бы Шарлотт умела грамотно писать, то наверняка смогла бы работать в какой-нибудь грязной газетёнке.
— Мсье Сандерс! — взвизгнула запыхавшаяся Шарлотт. Она хоть и смелая, но не называет меня по имени при своей госпоже. — Не уходите, тоже послушайте!
Если честно, в этот момент мне захотелось убежать и спрятаться. Я догадывался, о чём она может рассказать.