— Угу! — буркнул отец, не поднимая головы. — На ферме поломался транспортер, пришлось повозиться…
— Ты что, сам ремонтом занимался?
Павло кивнул.
— А слесарь? Дядя Михайло, Грицай, куда подевался?
— Он сегодня не работал, — отец вяло махнул рукой с зажатым в ней куском хлеба. — Я его на крестины внучка отпустил. Праздник, понимаешь, сегодня у Грицая.
— Понятно! — вздохнула Архелия. — Ну, а Федька Ткачук, он куда подевался?
Павло поморщился, как будто вместо каши отправил в рот ложку тертого хрена.
— Выгнал я его! Вчера.
— Как выгнал? За что, батька?
Отец перестал жевать, отер рот тыльной стороной ладони и, потянувшись к подносу за крылышком, бесцветным голосом произнес:
— Он опять с перегаром пришел.
— Но не пьяный же…
— Может, и не пьяный, а только с похмелья, — пожал плечами отец. — Но случись чего с ним на производстве, кто станет разбираться в таких тонкостях? Скажут, что я допустил его к работе нетрезвого — и под суд!
Девушка нервно заерзала на табуретке.
— Да что может случиться с Федькой на ферме? Какие там опасности? Разве что корова хвостом ударит.
— Не скажи! — не согласился Павло, не спеша пережевывая кусочек мяса. — Федька ведь не только слесарь, он еще и электриком на ферме числился. Не дай Бог долбануло бы его током — хлопот не оберешься!
С минуту Архелия сидела, опустив голову, и молчала. Потом спросила:
— Батька, но ты же его потом восстановишь на работе? Восстановишь, да?
— И не подумаю! — хмуро изрек отец. — Я Федьку уже не раз предупреждал, чтобы приходил на работу трезвым. А он?
— Но ведь у Федьки трое детей и его Галка опять с пузом ходит, — напомнила девушка. — Если Федька не будет работать, семья с голоду пропадет. Ты же в селе единственный работодатель. А в райцентр не наездишься, да и нечем, сам знаешь, автобус ходит только по вторникам и воскресеньям…