И сейчас Ада тоже не была уверена, что секретарь опять не приняла за важного посетителя какого-нибудь проходимца, но Лина назвала имя, от которого сердце по старой привычке сжалось в комок, а затем забилось в лихорадочном ритме.
– Борис Борисович.
– Когда? – спросила Ада после некоторой заминки. Спокойно: не должно быть подобной – на одно лишь имя – болезненно-беспокойной реакции сердца – все в прошлом. Она сама поставила точку. Рубанула по живому, разделив две сросшихся, глубоко проникших друг в друга души, оставив рваные, кровоточащие раны, необработанные – они еще долго заживали сами по себе. Но… они оба выжили и справились. Кажется. Звонки от ББ в последние два года были редки, как государственные праздники. А сама Ада ему никогда не звонила.
– Утром, когда вас не было.
– Странно, но он мне не перезвонил, – пробормотала вслух Ада не столько Лине, сколько самой себе.
– А он не звонил, он приезжал.
– Борис Борисович в Москве?! – вырвалось слишком уж горячо.
В последний свой приезд он нагрянул так же неожиданно, без предупреждения. Аду тогда, помнится, все же обидно задело, что Борис, пробыв в Москве целых три дня, к ней заглянул за час до отъезда в аэропорт. Хотя и понимала, что так и надо.
Это он, кстати, сказал как-то Аде, что люди, пойманные врасплох неожиданной встречей, частенько проявляют свое истинное лицо.
– Да. В Москве.
– Спасибо, Лина, – сухо поблагодарила Ада, стараясь скрыть нарастающее неприятное чувство, что Борис, как и в прошлый раз, решил увидеться с ней лишь перед отъездом. – Меня сегодня, скорее всего, уже не будет – переводи всех на Сташкова.
– Поняла, – кивнула девушка и наконец-то ушла. А Ада, едва за секретаршей закрылась дверь, обхватила голову руками и устало вздохнула, затем, спохватившись, в надежде схватила мобильный, но пропущенных звонков на нем не оказалось.
Если бы это происходило до того, как она поставила точку в их личных отношениях, Ада не стала бы звонить Борису из упрямого чувства гордости, но сейчас набрала его номер и поднесла трубку к уху. Слушая длинные, тягучие гудки, она рассматривала в окно ветку березы, по которой так же, как и накануне, прыгал воробей. Времени с того момента прошло не так уж много, а ей казалось, что по меньшей мере – неделя. Вряд ли это тот же самый воробей, но Аде почему-то хотелось думать, что наведался «старый знакомый», с которым ее сравнил Сташков. Отвлекшись мыслями на пташку, она не нервничала, ожидая ответа, но и не заметила, что слушает гудки уже неприлично долгое время. Спохватилась лишь тогда, когда воробей вспорхнул и улетел, и тогда поспешно оборвала вызов, понадеявшись на то, что Борис просто отключил звук звонка и потому не взял трубку, а не оставил где-то телефон. В последнем случае тот, кто слышал такое долгое треньканье, наверняка разрядился раздраженной тирадой в адрес назойливого звонящего.
Ну что ж… Если надо, перезвонит. Ада решила, не меняя своих планов, поехать к Вовчику на работу. В сумку папка не влезала, нести под мышкой было неудобно, поэтому Ада убрала ее в пакет с носками, суеверно решив, что носки послужат для нее оберегом. И улыбнулась, подумав, что было бы неплохо подарить парочку и Борису, если они встретятся. И добавить, что между решением важных вопросов и подписанием документов она вяжет носки. А на особо скучных собраниях так и вовсе не расстается с вязанием, сидит себе с внимательным лицом, а сама под столом считает петли. Новое хобби… А что? Борис сам говорил, что она свою жизнь превратила в сплошную работу, не оставив ни малейшей лазейки для своих интересов, – даже походы в спортклуб являлись прежде всего предусмотрительными инвестициями в здоровье, чтобы без помех посвящать себя делу.