— Поддавшиеся гневу, — подсказал Остен. — Они раздражались по малейшему поводу, и теперь учатся быть терпимыми и терпеливыми. Любая вспышка гнева, которая еще бывает вначале у новоприбывших, и которую им специально дают испытать, пресекается так, что первая становится и последней. Теперь они работают изо всех сил, периодически их стегают и толкают, но принимается это все с должным смирением.
— А зачем они носят воду таким образом, ведь это бессмысленно?
— А вот на это тебе пусть ответит вон тот мудрец! — и Остен указал на появившуюся вдалеке фигуру, идущую к ним навстречу.
— Это Клодий, — пояснил Таруан.
Тот не заставил себя долго ждать.
— Приветствую! — он поднял руку, здороваясь с Эльстратом и Таруаном, а затем поклонился Остену, и стоявшему рядом с ним Захарию.
Клодий был одет в темный фиолетовый костюм, расшитый серебряными нитями, на ногах он носил высокую черная обувь.
— Тебя вызывают, — обратился он к Эльстрату.
— Я предполагал это, — ответил тот. — куда именно?
— Встретишься у Раима с Варзисом, там он тебе скажет точнее.
— Что за Раим? — спросил Захарий у Остена.
— Хранитель одного из энергетических мест. Вы же были у Веридия, вот и Раим выполняет ту же роль.
Тут к ним подошел Эльстрат.
— Ну вот и все, Захарий, — сказал он с грустной улыбкой, — встретимся теперь только на Общем Сборе. У тебя теперь достаточно мудрых учителей и советчиков, так что до встречи, друг мой. Узнавай новое и учись дальше, смотри по сторонам, запоминай все мелочи.
— До встречи, Эльстрат! — Захарий салютовал ему рукой.
Потом видя, что тот не уходит, подошел к нему ближе.
— Ну все, — Захарий потрепал его по плечу, — иди, тебя ожидают.
Эльстрат отвернулся, потом снова посмотрел на него, подмигнул, и быстро пошел в противоположном направлении. Тогда стоявшие чуть поодаль Остен, Таруан и Клодий, до этого переговаривавшиеся между собой, прервали разговор, и подошли к Захарию.
— Понравился тебе он? — спросил Клодий.
— Да… — Захарий запнулся, — хотя он вел меня долгое время, и мне было с ним интересно, но сейчас он ушел, а я не чувствую себя как-то иначе. Странное ощущение стало появляться, что все вокруг- мой дом. Мне хорошо здесь везде, мне нравятся здешние обитатели, нравятся эти грешники, нравятся даже их мучения, потому что они справедливые и заслуженные.