Пряный кофе

– Будет сделано! – откликнулась Юджиния, правда, без воодушевления: похоже, её вновь стала пугать сама мысль о разговоре с Клэром.

Время завтрака, разумеется, уже миновало, однако на кухне нашлось всё для плотной, пусть и не слишком изысканной трапезы. Свежий хлеб с семенами подсолнуха и тыквы на хрустящей корочке; холодный телячий паштет с грибами, приправленный базиликом; горячие помидоры, фаршированные рыбой, яйцом и сыром – весьма сытное блюдо, приготовленное на скорую руку из остатков вчерашней трапезы; на десерт – миска крохотных пирожков, начинённых вишней и грецкими орехами.

И, разумеется, целый кофейник превосходного, только что сваренного кофе с розмарином и имбирём, бодрящего и согревающего одновременно.

Юджиния прикатила тележку с завтраком прямо ко мне в спальню, а затем прислушалась – и пробкой выскочила в коридор. Через мгновение я услышала, как она тараторит где-то за углом, что «леди Виржинии» не здоровится, но сейчас она вкушает прописанный доктором бульон по особому рецепту, и примерно через два часа непременно найдёт в себе силы, чтобы спуститься в голубую гостиную и…

Клэр ответил что-то резкое и наверняка неприятное, но всё же ушёл – под аккомпанемент любезных предложений принести ему кофе – или чая, или свежего печенья, или кексов, или чего ещё он пожелает.

Я воздала должное изобретательности Юджи и, выждав достаточно времени, выкатила тележку в коридор, стараясь не шуметь.

Мадлен разместили в гостевой спальне для близких родственников – на том же этаже, но гораздо дальше, почти у самого перехода в другое крыло.

Дверь в комнату отворилась беззвучно. Мадлен сидела на кровати, опираясь на подушку, но, кажется, спала. На столике у изголовья лежала тетрадь в жёсткой обложке, а рядом – карандаш.

Сердце у меня сжалось: неужели то имя, тот тихий шёпот – всё было сном?

Заперев дверь на ключ, я подвезла тележку поближе, придвинула к кровати стул и лишь затем позвала:

– Мэдди, проснись.

Она открыла глаза почти сразу, но сперва её взгляд лишь рассеянно бродил с предмета на предмет. Заметив меня, она вздрогнула и испуганно вжалась в подушки. Я поняла, что ходить кругами ещё дольше уже нельзя.

– Мне известно о Валхе и об Абени. О седом джентльмене и его чернокожей служанке. Не знаю, что прежде произошло между вами, но вчера ты спасла моих племянников, рискнула своей жизнью… Не важно, что было до того. Ты навсегда останешься моей подругой, почти сестрой, и, прошу, больше никогда не пытайся убежать. Я слишком часто теряла близких людей… боюсь, если потеряю тебя, то не выдержу.

В уголках глаз у неё вновь появились слёзы. Она кивнула – и отвернулась, прикусив губу.

– Позавтракаем? – предложила я с улыбкой, чувствуя, что ещё немного – и сама расплачусь.

Мы трапезничали в полной тишине, передавая друг другу хлеб или сливки по одному лишь жесту, словно читали не движения, а мысли друг друга. Пылинки то взмывали вверх по солнечному лучу, то опускались на паркет. Часы на большом комоде равнодушно отмеривали время.

Наконец, когда пришёл черёд кофе, Мадлен резко отставила чашку, потянулась за своей тетрадью и написала размашисто:

«Меня зовут Хэрриэт».

Я пригубила кофе, едва сдерживаясь от того, чтобы не закричать: «Знаю!», но вместо этого кивнула с улыбкой:

– Прошу, продолжай.