Пряный кофе

22
18
20
22
24
26
28
30

На сей раз я предпочла промолчать.

Спуск под сцену, к моему удивлению, был относительно цел. Кто-то удосужился починить хлипкие ступени, частью заменив доски, частью укрепив старые. Дерева здесь оказалось значительно меньше, поэтому огонь не причинил столько вреда помещению, как наверху.

– Говорят, тут раньше был особняк – с огромным подвалом и тайным ходом, – шёпотом пояснил Крысолов, крепко удерживая меня за руку, пока я осторожно спускалась по отвратительному подобию лестницы. – Когда-то он тоже горел, и уже на его обломках построили театр Уиллоу.

– Весь Бромли построен на пепелище, – эхом откликнулась я, но между тем подумала, что это место словно проклято. Дышалось здесь тяжело, и не только из-за сырости.

И вдруг в темноте кто-то сипло закашлялся.

Крысолов резко потянул меня за руку, заставляя отступить к нему за спину, и поднял фонарь повыше, освещая подвал.

– Вы же говорили, что бродяг отсюда разогнали, – едва слышно прошептала я, поудобнее перехватывая трость.

– Кое-кто мог и вернуться, – возразил Крысолов и спросил громче: – Кто здесь?

– Нихто, – просипела обиженно темнота. – Ходют и ходют, покою нету… То девки, то ряженые… И-их… Покою нету… ой, нету…

Пока я лихорадочно размышляла, как бы выяснить, что за «девки» приходили сюда раньше, Крысолов загадочно хмыкнул, шепнул:

– Простите меня, леди Метель… А лучше уши заткните, – и, не дожидаясь, пока я выполню его совет, обрушил на бродяжку поток такой грязной брани, что понятными для меня оказались только два слова – «матери» и «конём».

Бродяжка, впрочем, смысл прекрасно уловила – и, не дожидаясь, пока я хоть немного приду в себя, затараторила:

– Да Бетси я, Бетси! Чаво языком трепать-то? Живу я тута, вот. И раньше вот жила, пока не погорел театыр-то. Полы тута мыла… Чего вам надоть?

А я внезапно осознала, что мы, того не понимая, вытянули козырную карту. Это существо… Эта женщина, Бетси, не была упомянута в списке Эллиса. Но она работала в театре и, возможно, знала Мадлен.

Настоящую Мадлен.

Крысолов, к счастью, догадался о причине моего волнения без слов. Он приложил палец к своей маске, намекая, чтоб я помалкивала, и сам принялся за расспросы.

– Значит, ты здесь поломойкой работала, Бетси? Хорошо помнишь то время? – поинтересовался он вкрадчиво. В голубоватом луче фонаря сверкнула монетка в четверть рейна – и вновь исчезла, но этого хватило, чтобы отворить поток красноречия бродяжки.

Память у неё оказалась не хуже, чем у королевских библиотекарей, которые могут наизусть цитировать необъятные своды законов времён Железного Фокса или головоломные философские трактаты. Или, по меньшей мере, Бетси старалась произвести такое впечатление, влёт пересказывая случайно подслушанные диалоги трёхлетней давности. Наверняка она частью додумывала, частью привирала, однако общая канва вырисовывалась достаточно правдоподобная – и весьма занимательная.

…Мадлен Рич привёл в театр сам Уиллоу-старший, когда ей едва сравнялось пятнадцать лет. Она буквально сияла – красивая, дерзкая и очень талантливая – и уже тогда, как поговаривали, была его любовницей. Пожалуй, в труппе бы её крепко невзлюбили, если б юная мисс Рич не оказалась…

– Блаженная? Это как? – перебил рассказчицу Крысолов, когда я, забывшись, стиснула от волнения его ладонь.